В чем сила, брат? или Что такое настоящее бесстрашие

Екатерина Данилова

Краше этого петуха в поселке Бурмакино, куда дед привез в эвакуацию бабушку с детьми, не было. А может, и не только в этом поселке, а во всей Ярославской области. Крупный, с алым жирным трепещущим гребнем, который волной закрывал ему левый злой глаз (правый, впрочем, дерзко смотрел на противника, а противником был всякий, переступивший границы, очерченные нашим разваливающимся забором), с желтыми острыми шпорами, твердым клювом и султаном роскошного хвоста, он давно стал бы жертвой голодных воришек, если б не отчаянный и задиристый нрав.

…Все началось с того, что бабушка купила на местном базаре трех цыплят. Будучи человеком глубоко непрактичным, она все время пыталась как-то наладить тяжелую и бедную жизнь. 

И тут ей повезло. Местное начальство почему-то решило, что мой дед очень большой начальник (из-за контузии его отозвали с фронта для каких-то тыловых и эвакуационных задач), и по глупости выделило семье неплохой дом в районе для номенклатуры. С одной стороны жил директор «Заготзерна», с другой – «Заготскота». Крепкий дом посередине пустовал, и не нужно было обладать мощным аналитическим умом, чтобы сообразить: хозяин отбыл в места не столь отдаленные.

Бабушка-то сразу поняла, что с ними ошибочка вышла, и скоро все догадаются, что не по Золушке башмачок. И развела бурную деятельность. Провернула скоропалительный ремонт, купила поросят и цыплят. Моя маленькая мама катала цыплят на поросячьей спине, а тощего и визгливого Гека запрягала в тележку. 

Куриный век стремителен. Очень быстро из трех пушистых комочков вырос великолепный горластый петух, снежно-белая красавица породы леггорн и маленькая серенькая курочка-ряба. Отношения этой троицы складывались непросто. И каждый вечер соседи повисали на заборе в ожидании спектакля: солнце садилось, и забияка-петух, вскочив на забор, горланил отбой. Курочка-ряба суетливо доклевывала что-то в траве и, изображая абсолютную покорность (а почему, собственно, изображая? Может, так оно и было!), отправлялась в сарай на насест. Дальше вступали скрипки. Роскошная леггорниха поворачивалась спиной к своему грозному повелителю и делала вид, что ничего не слыхала. Ни-че-го. Петух, нервно потрясывая гребнем, слетал с забора, становился у входа в сарай и произносил на своем птичьем языке скрипучий и занудный монолог, который так хорошо знаком хорошеньким и уверенным в себе женщинам, пребывающим в браке с раздражительными, занудными, но, в сущности, безвредными мужьями.

Леггорниха царила во дворе и каждый день несла большое белое яйцо Леггорниха, услышав упреки, поворачивалась к повелителю, окидывала его презрительным взглядом и бросала в ответ что-то короткое и уничижительное. Тут его аж колотить начинало. Градус претензий становился выше, голос все более взвинченным и возмущенным. Слово за слово – и пара скатывалась в упоительный семейный скандал. Он – упрекал, она – наступала. Наконец, пропререкавшись на повышенных тонах минут пятнадцать, она обдавала петуха холодным презрением и медленно-медленно – каждый ее шаг был его унижением – отправлялась в сарай. Представление оканчивалось. Соседи утирали слезы от хохота. Все были счастливы.

…Куриные семейные драмы, пирожки с вареной картошкой и квашеной капустой (с тех военных лет они навсегда вошли в меню семейного застолья), шоколадные конфеты «бомбочки», которые бабушкина сестра-военврач присылала из блокадного Ленинграда… Удивительно, но война тоже была формой жизни и счастья. Она обживалась людьми, в ней были свои праздники, может, и убогие, но, сдается мне, радость бедняка и скитальца, взвешенная на Тех, самых главных Весах, потянет больше, чем ликование баловня судьбы. 

Но одним выяснением отношений между петухом и леггорнихой дело не ограничивалось. 

Этот дракон в обличье петуха ненавидел мужчин. Особенно военных. Его аж колотить начинало, когда он видел мужчину в военной форме. Поэтому по утрам, когда дед уходил на работу, бабушка запирала петуха в сарае. Чтобы дед мог спокойно выйти. По вечерам дед приходил обычно уже после семейного куриного спектакля. 

Но раз на раз не приходился. И если дед оказывался дома днем, разворачивались настоящие драмы. Петух взмывал на забор и с него пикировал на плечи деда, начинал бить его крыльями и колотить клювом по темени. Огромный, плечистый дед втягивал голову в плечи, отбивался от птицы, палил из пистолета и кричал:

– Катя, убери его, я его застрелю!

– Перестань палить! – кричала бабушка. Уловив момент, снимала птицу с головы мужа и пинком отправляла в сарай. По виску у деда текла кровь.

– Катя, я правда его застрелю, – жаловался дед, пока бабушка обмывала ему висок холодной водой. – Я больше не могу. Или он, или я. 

– Ты, ты, – говорила бабушка.

Почему в этом поединке человека и птицы победа всегда оставалась за петухом? А не за моим сильным и красивым дедом с пистолетом, который не боялся ничего. Когда он вздумал жениться на бабушке, его, директора шахты в Донбассе, вызвали к партийному начальству и категорически запретили брать в жены бывшую жену врага народа. «А иначе?» – спросил дед. «Иначе партбилет на стол». И он положил партбилет. Начальство стушевалось. Что делать в таком случае, они не знали, и дело спустили на тормозах. 

Или когда его чуть не расстреляли за историю с эвакуированными. Он был начальником поезда и, в частности, отвечал за снабжение продуктами. В части вагонов ехали блокадники, измученные, едва живые. В других – вывозили семьи высокопоставленных военных. И вот на одной из стоянок дед обнаружил, что номенклатура стоит в очереди с блокадниками за хлебом. Это они-то, у которых было все! Даже сейчас я представляю, как кровь прилила ему к голове: «Вы что тут делаете?» «Да свеженького хочется!» – пискнула какая-то тля. Дед влетел в начальственные вагоны, переворачивая на ходу матрацы, из-под которых посыпался заплесневелый хлеб. Ах вы, сволочи!

Количество возмущенных жалоб было таким и жалобщики были такого уровня, что бабушка сразу поняла, чем все это закончится. 

Но ведь дед и пошел на ковер, и отбился – доказал, что был прав. 

За всю свою жизнь он не боялся никого и ничего. Только одну глупую злую птицу. До умопомрачения… В чем тут тайна? Почему эта тварь оказалась сильнее? И как к ней пришло понимание, что надо быть буйным по-настоящему, до конца, до разрыва аорты, тогда будут бояться. И как в башке с гребнем сложилась эта иерархия: на верхней ступеньке она, белохвостая царица мира, на нижней – мой дед? И ведь кто скажет, что эта картина была ложной?

Ежевечерний спектакль собирал всю улицу. Соседи рыдали от смеха, пока пара выясняла отношения

…Когда 9 мая из всех громкоговорителей Бурмакино раздалась радостная весть, бабушка достала из чемодана старую дедову рубашку, покрасила ее маминой акварелью в красный цвет и водрузила флаг над домом. А потом взяла легкий топорик и решительно открыла дверь в сарай. 

Такого вкусного супа, говорила мама, она никогда не ела.