«Вместо того чтобы клеить на ребенка ярлыки – нужно учиться договариваться». Священник Николай Бабкин. Часть I

В рамках XIX Международного благотворительного кинофестиваля «Лучезарный Ангел» прошла встреча священника и блогера Николая Бабкина с молодежью и родителями. Участие в ней приняли сотрудники молодежной редакции медиаресурса «Святые online». Предлагаем слово о. Николая, посвященное кризису веры у подростков.

Николай Бабкин, иерей

Со своей супругой Алиной отец Николай познакомился в интернете

Кризис веры – это нормально

Так как тема встречи обозначена про кризис веры подростков, то, наверное, хорошо бы каждому немного окунуться в прошлое и вспомнить свои детские годы. Может быть, у кого-то были верующие бабушки, дедушки, отцы, мамы…

Я помню, как моя бабушка водила меня с собой в храм, папа тогда еще не был священником. И это происходило по воскресеньям обычно, надо было вставать рано утром, у бабушки еще была такая привычка – выставлять меня на службе вперед, чтобы стоял ровно, как свечка, как полагается. И благодаря бабушке я научился молиться, потому что всю службу молился, чтобы мы ушли пораньше. Мне было тогда 8 лет. Ноги болели, и, помню, ты стоишь впереди, и на тебе лежит какая-то особая ответственность. Поэтому, когда бабушка сразу после причастия как-то сказала – ну ладно, сегодня пойдем пораньше, я вижу, что ты устал – я прямо очень обрадовался.

У моих родителей дома был огромный такой церковный иконостас, там разные иконы. Папа, еще когда не был батюшкой, он эти иконы вырезал, бабушка их украшала бисером, какими-то стекляшками, камешками.

А любой ребенок, подросток запоминает эти важные действия, ритуалы своих родителей и бабушек – когда ты понимаешь, что для них это важно. И потом, когда ты вырастаешь, и, может быть, у тебя случается кризис веры, в самые какие-то сложные моменты жизни ты невольно обращаешься к Богу.

По крайней мере, когда контрольную пишешь, экзамен сдаешь, сразу становишься верующим. Студенты начинают гуглить молитву «на сдачу». У нас в семинарии была другая традиция – мы обычно к мощам святителя Николая подходили, если случались какие-то сложные работы.

Скажу сразу: кризис веры – это нормально. То есть странно, если у человека нет этого кризиса, это означает, что он, может быть, еще слишком юн или, возможно, еще не переосмыслил тот опыт веры, который дали ему родители.

Потому что у меня, например, вера была воспринята естественно, и процесс ее переосмысления начался позже. То есть дети до 8-10 лет воспринимают все буквально. Человеку говорят – это хорошо, это плохо, Бог есть. И они не подвергают это сомнениям, для него родители – это самые главные, важные люди на земле.

Потом человек вырастает, начинается переходный возраст, и у него начинают происходить интересные процессы – и с гормонами, и в голове. Он взрослеет.

Кстати, у многих молодых людей сегодня отсутствует фаза социального взросления. Физиологически он вроде вырос, но при этом еще не самостоятельный взрослый человек. И настроение меняется часто, и в голове каша. У подростков часто настроение меняется. Вот ему хорошо, потом все плохо.

Родители тоже не всегда это выдерживают. А подросток не понимает, что с ним что-то происходит, какие-то жесткие перемены, и в этот момент случается кризис веры.

Поэтому и возникла известная присказка, что жизнь человека делится на три периода – когда он верит в Деда Мороза; когда он категорично не верит в Деда Мороза; и когда он сам становится Дедом Морозом. Можно сказать, что то же самое происходит с нашими детскими представлениями про Бога.

Очень многое зависит от внешних обстоятельств, в которых оказывается подросток.

…Один мальчик очень хорошо чувствовал себя в храме, ходил на службы. И вот родители загорелись желанием, чтобы он начал помогать батюшке в алтаре. Некоторым папам-мамам это очень важно. Я помню, когда мой папа стал ходить в алтарь, бабушка, конечно, очень сильно гордилась. Тут ее сын, а не у всех же сыновья ходят в храм, да? А еще и в алтарь! В общем, есть здесь какая-то своя магия родительская. Особая гордость за своего ребенка.

Иногда подросток думает, что храм - это совершенно безопасное место, а потом разочаровывается

Лично я не сторонник того, чтобы детей рано брать в алтарь, но вот этого мальчика все-таки в алтарь продвинули родители. И он начал помогать. Но он еще был маленький совсем, 9-10 лет. И безоговорочно верил во все, что происходит. А в алтаре были другие ребята, постарше. И вот один из его старших товарищей сделал что-то плохое. Ему говорят: «Ну, ты ж потом на исповеди скажешь?» Тот отвечает: «Да ну, зачем?» Посмотрел на него, как на дурачка. И у того – всё! У него просто весь мир рухнул. Потому что он думал, что хотя бы здесь, в храме, в алтаре – безопасное место и здесь никто никогда никого не обманывает.

В такие моменты наступает кризис. И тот мальчик перестал ходить в церковь.

Вы не представляете, сколько раз мне подобные вещи пишут взрослые люди: «Мне в храме нагрубили, меня толкнули, продали дорогие свечки и так далее».

Когда ребенок перестает быть ребенком

В таких историях очень часто виноваты мы сами, родители. Потому что суть подросткового кризиса состоит в том, что ребенок просто перестает быть ребенком. То есть те отношения зависимости, которые были с родителями, которые предполагают доверие, близость, когда ты слушаешься безоговорочно, проходят, потому что ребенок повзрослел. 

А когда ты взрослым становишься? Когда ЕГЭ сдал? В вуз поступил? А бывает и такое – человеку 30 лет, у него несколько высших образований, а он чувствует, что какой-то еще незрелый – в глубине души.

Это как если у подростка 13 лет спросишь, все ли он знает, все ли понимает в жизни, он скажет – да – все знаю, понимаю. Но уже к 15, 16 годам приходит осознание: ты что-то понимаешь, но не все. И некоторые на этом уровне остаются надолго. Потому что не чувствуют, когда же заканчивается их подростковая жизнь и когда они уже вступили во взрослую. Где этот рубикон? Нет какого-то ритуала социального, когда ты переходишь на следующую ступень.

Может быть, для кого-то это – жениться или выйти замуж.

Для меня социальным ритуалом стала даже еще не женитьба, а момент, когда я поступил в семинарию. Мне было 17 лет еще, родители меня привезли в монастырь, я еще до конца не понимал, что – уже все, взрослой жизнью я буду жить пять лет в монастыре. И когда меня привезли, я это осознал, и тогда – у меня, такого детины двухметрового, килограмм на 50 потяжелее, чем сейчас – слезы, сопли, все это по лицу.

 «Папа, мама, не оставляйте меня здесь, не оставляйте меня в монастыре».

Папа, конечно, сказал: все нормально будет, все хорошо. Поулыбался, по плечу похлопал. Я тоже думаю – что-то делать надо с этим. Ведь я уже принял решение. Понимаю, что даю слабину, но это тоже нормально. Вот тут родителям надо отдать должное – они мудрость проявили, полностью предоставили мне решение. 

Сказали: «Если ты вообще не хочешь, мы сейчас домой уедем. Но решай сам. У тебя сегодня – день на принятие решения».

И я пошел гулять по общежитию семинарскому, с ребятами познакомился, архиерея встретил, с ним пообщался, он там гусей пас. Посмотрел. И как-то мне так, знаете, понравилось, я прямо вдруг понял, что здесь начнется новая жизнь, и я хотел бы жить этой жизнью. То есть это было первое отделение мое от родителей.

И вы можете вспомнить свое первое отделение от родителей. Может быть, вы в вуз пошли. Уехали куда-то далеко на какое-то продолжительное время и поняли, что можете жить одни, без взрослых. Что можете жить сами.

У подростка, когда начинается процесс отделения, происходит переосмысление родительских ценностей.

То есть то, что раньше было хорошо и плохо, уже не кажется таковым. И человек либо принимает ценности родителей, либо их отвергает. Он может, например, стать атеистом. На время.

У нас в храме есть пономарь, который был металлистом. Он впервые в храм пришел в косухе, с каким-то «хаером» странным, с длинными волосами. И его никто не оттолкнул, и он остался в церкви только поэтому. Сейчас он уже в семинарию пошел, женился.

К счастью, ему не сказали: «Ты что-то какой-то парень странный, иди отсюда, подстригись сначала, оденься нормально, ты куда пришел, в дом Божий, нечего здесь в таком виде ходить…» И благодаря тому, что его приняли, он понял, что здесь люди, которые разделяют его ценности. То есть он пришел в место, где искал таких же, как он.

Вот поэтому в моменте самоопределения человеку, особенно в кризисе, очень важно найти таких же, как он. Но не просто на его уровне, а тех, кто пошел дальше.

Вот почему когда мы общаемся со сверстниками нашими, мы не всегда можем получить у них помощь и поддержку. У них еще нет такого опыта проживания этого кризиса, они сами еще в нем, скорее всего, находятся, и поэтому они нам помочь чем-то не могут. А вот постарше ребята, дяди, тети, крестные, могут гораздо больше помочь в этом деле.

Один прекрасный автор, педагог и психолог Эдуард Шпрангер (1882-1963) как-то сказал, что человек становится человеком лишь в соприкосновении с Божественным. Дети верят в Бога сперва просто так. Почему дети верят просто так? Потому что у детей магическое мышление.

То есть дети верят, что захоти – и все будет. Знаете, это та самая история, когда, например, у ребенка умирает отец, и он думает, что это потому, что он плохой. Или отец уходит из семьи – а сын считает, что он виноват. То есть дети всерьез верят, что их действия, слова влияют на окружающий мир, на реальность вокруг. Они еще ничего не слышали про афирмации и визуализации, но они так думают. Причем странно, когда взрослые считают так же. Вот я встречал женщину, которая всерьез полагала, что если она вот так рукой сделает (отец Николай машет рукой. – Ред.), у нее сразу все тревоги, все сглазы пройдут. Надо просто рукой махнуть правильно. И она «умела» это делать, разумеется. Вам смешно, да. Но, знаете, ко мне на исповедь приходят и такое говорят всерьез. Кто-то думает: если помолюсь сильно, все, что захочу, то и получу. А не получаю, потому что плохо молюсь. Это тоже из разряда того же самого магического мышления.

Существует определенная фаза развития у ребенка, где-то годам к 9-ти она проходит. Это такой период «думания». Потому что ребенок сам по себе эгоцентричен, и он рассматривает свою собственную активность в качестве причинного источника всех событий вокруг. Ему кажется, что если он, предположим, загадает желание, например, покружится вокруг себя, значит, прилетит волшебная фея и все исполнит, все сделает как нужно. Если мне грустно – пошел дождик. И так далее.

И это, в общем-то, естественный этап развития, потому что ребенок не знает ответа на все вопросы, ему сложно, а он хочет найти ответы, выстроить связи. Поэтому он занимается обобщением. У него развивается мышление, и, кстати, совесть тоже развивается, он выстраивает таким образом связи с реальным миром. Потом, примерно к 9 годам он понимает, что все не так просто, начинает улавливать причинно-следственную связь, умнеет и постепенно вступает в тот самый кризисный период, когда его мышление уже пошло дальше, а совесть еще не сложилась до конца. Потому что теперь он может выбирать сам, что правильно, что неправильно. И можно сказать, что совесть детей формируется на протяжении их взросления. И здесь задача родителей состоит в том, чтобы не напортачить.

Двойные родительские послания

Как могут напортачить папа с мамой? Например, при помощи так называемых двойных родительских посланий. Когда, например, папа или мама говорят: «Я тебя прошу, а ты не делаешь». Но по факту – они тебя не просили, они тебе приказывали. И ты можешь всерьез понимать эту несправедливость, эту двойственность.

Когда ребенок вступает в подростковый период, он хочет, чтобы родители воспринимали его как взрослого. А так как родители еще этого не делают, они сами не понимают, что произошло, то они часто навязывают ему свои ценности, не воспринимая его всерьез.

Поэтому здесь – вместо того, чтобы клеить на ребенка ярлыки, заставлять его и принуждать – нужно учиться договариваться. Не приказывать, а именно договариваться с детьми.

Понятно, что есть ситуации, когда с ребенком нельзя договориться, например, если подросток начинает пробовать что-то очень опасное – здесь, конечно, родитель должен поставить некий предел.

Например, когда у нас все ребята вокруг начали интересоваться темой курения впервые, то все попробовали. И я тоже, разумеется. Брат меня сдал, спасибо ему за это. И отец, надо отдать ему должное, сел со мной и просто поговорил. Он при этом сам курил. Он мне рассказал, что это такое, как он закурил в армии, и как ему сложно, сколько раз ему нужно выходить на площадку, что ему среди ночи тоже нужно встать покурить и так далее. Все прелести курильщиков, вплоть до кашля и болезней – он мне подробно и популярно объяснил. И кроме того, объяснил, что он всерьез будет за меня переживать, и я увидел этот страх, опасение в его глазах, и тут у меня накатило, до меня дошло, что я совершил что-то жесткое, прям непоправимое. И после этого я никогда в своей жизни больше к этой истории не прикасался.

Если бы отец меня просто взял бы и избил, например, как делают некоторые родители, то понятно, что, наверное, я бы потом пробовал курить еще и еще – вопреки, назло отцу. Не факт, конечно, но может быть. Во всяком случае, это было бы не так терапевтично. То есть кризис можно преодолевать по-разному.

С ребенком можно договориться на берегу, с ним можно пообщаться, с ним можно говорить на равных, не роняя своего родительского суверенитета, власти, положения, а можно просто его унижать, манипулировать, клеить ярлыки, говорить ему, что он никто и звать его никак. Что часто тоже делают родители и считают, что это воспитание.

По факту родители оказываются в подростковом кризисе ребенка неподготовленными. Потому что обычно никого не волнует внутренний мир их детей. Кажется, что дети – это еще какие-то недолюди. А если посмотреть даже старые картины, то там детей рисовали просто как миниатюрных взрослых. То есть вот эти бэбики, амурчики всякие – позже появилось уже, в результате христианизации, а затем прихода гуманизма. А вначале дети считались, в общем-то, просто маленькими людьми. И внимания к ним было больше.

И эти маленькие люди воспитывались даже отдельно. Мальчики в мужском сообществе, девочки в женском. Были социальные ритуалы взросления, то есть перехода от детства к взрослой жизни.

Но сейчас мы живем в мире, когда отдельно проходит физиологическое взросление, а отдельно – социальное взросление. Поэтому родители как бы особо-то не интересуются тем, что происходит с ребенком – ну, там, школа должна воспитывать. Или одна мама, папа в лучшем случае только присутствует.

Дети - это маленькие полноценные люди, с которыми необходимо разговаривать

Жизнь, подчиненная детям

Вторая причина того, почему наступает подростковый кризис и почему так тяжело протекает для взрослых – у родителей жизнь бывает подчинена детям.

То есть ты вступаешь в брак довольно рано, ну, например, мои родители поженились, когда им было по 25. Соответственно, когда у меня начался пубертат, им было по 40 – а это кризис среднего возраста. И у меня отец стал священником в сорок лет. Такой неплохой выход из кризиса. То есть у него произошла переоценка всей жизни. Понятно, что он в храм начал раньше ходить, с детства к этому тянулся, но сознательное обращение к служению Богу и его решение стать священником пришло только в сорок лет. Ясно, что не все родители в 40 лет меняют так свою жизнь. Некоторые считают, что после 40 вообще все заканчивается, поэтому даже праздновать 40 лет не надо. Серьезно, знаете, сколько раз у меня спрашивали – что будет, если отпраздную 40 лет? То есть некоторые люди считают, что после 40 жизнь закончилась. Если ты до 40 не устроился – значит, все. Они не думают, что 40 – это только середина. И многие, кстати, после 40 умирают. То есть настолько человек себя настраивает на неуспех и на конец существования, что ему сложно жить.

И вот – представьте себе – кризис у отца с матерью, а тут еще пубертат у детей. Будут ли у старших внутренние силы, чтобы заниматься ребенком, вывозить его эти перепады настроения, его желание отделиться, быть самостоятельным?

Нет, они, скорее всего, будут упрекать его, вспоминать, какой он был хороший мальчик или какая была хорошая девочка, вместо того, чтобы каким-то образом научиться постепенно отпускать своих детей. Учиться, чтобы дети были автономны, жили самостоятельно, сами. Необязательно отдельно, конечно, но чтобы они могли сами жить. Потому что подросток, в принципе, может уже и что-то как-то зарабатывать даже. И это хорошо, если он какие-то навыки приобретает, умения.

Но некоторым родителям проще держать ребенка при себе. Поэтому эталоном поведения у многих родителей считается вот беспрекословное послушание детей.

Почему многие в кризис среднего возраста из взрослых приходят в храм? Они думают, что сейчас я начну ходить в храм, читать правильные сильные молитвы, то ребенок сразу станет идеальным, таким, каким мне надо. А если взрослый еще при этом считает, что он по-другому уже к 40 реализоваться не может, только как родитель, то для него будет важно «идеальное поведение детей», их беспрекословное послушание во всем. Поэтому, конечно, такой родитель не сможет воспринять адекватно и правильно какие-то резкие перемены в поведении своих детей…

Продолжение встречи с о. Николаем Бабкиным, дискуссию о том, где проходит грань между свободой и принуждением, стоит ли православным выбирать профессию актера или актрисы, ответы на многие другие вопросы – читайте на нашем сайте и в социальных сетях