Жалость есть залог любви. Заветы кардиолога Александра Недоступа

Сегодня, 20 октября 2022 года, в Москве простились с выдающимся врачом-кардиологом, профессором Первого МГМУ им. И.М. Сеченова, председателем Московского отделения Общества православных врачей Александром Викторовичем Недоступом (1939-2022).

Орлова Ольга

Родился Александр Викторович в Москве в районе Таганки в семье инженера-часовщика В.А. Недоступа и М.А. Раевской, дочери тульского священника протоиерея Александра Раевского. Детство пришлось на войну, Александр Викторович вспоминал: «Помню радио – черную тарелку, из которой по утрам играли не гимн Советского Союза – его еще не было, не «Интернационал», который был партийным гимном, а «Вставай, страна огромная!». Конечно, все слова я знал с двух-трех лет, как и все мое поколение».

Еще рассказывал, как зимой 1941–1942 года лопнули трубы от очень сильных холодов, хлестала вода, все стали замерзать. Напротив разбомбили дом, и маленький Саша с мамой набрали там кирпичей и соорудили печку, трубу которой вывели в форточку – печку топили, но все равно было холодно… Спасла одна из тетушек, пригласившая перезимовать к себе.

Кстати, родная тетя Недоступа – Г.А. Раевская – была доктором медицины, женой академика Е.М. Тареева, с их семьей Александр Викторович с детства поддерживал теплые отношения.

Сам он рассказывал: «Со стороны кажется, что при такой семье, когда тетя и дядя медики, и выбора-то особого не было при определении жизненного пути, но это не так. В юности я увлекся ядерной физикой. Меня очень интересовала атомная бомба, я много читал на эту тему… Была любовь к литературе, и я собирался учиться на журналиста, пробовал сочинять стихи. Но потом понял, что писать как журналисту мне придется о том, что «надо», а не о том, что я сочту нужным и интересным, и я оставил мысли о журналистике».

В итоге окончив в 1962 году лечебный факультет Первого Московского медицинского института им. И.М. Сеченова с красным дипломом, Александр Недоступ поступил в клиническую ординатуру ФТК, которой заведовал академик В.Н. Виноградов.

Вот как вспоминал Александр Викторович о своем учителе: «Лекции Владимира Никитича – это всегда было особенное событие, слушать их приходил весь состав кафедры. Он волновался, готовился, репетировал, в этот день больше ничего не делал – и это на склоне лет. Я никогда в жизни не забуду, как сидел где-то на втором ряду, записывал, а он подходит ко мне и говорит: «Запомните, – и смотрит грозно, – что абсцесс легкого есть следствие недолеченной пневмонии!» И трясет пальцем у меня перед носом. Я был в ужасе, но запомнил это до сегодняшнего дня. Он привык всегда заканчивать лекции под аплодисменты. Как у него получалось? Один из наших профессоров рассказывал, как он читал лекцию о раке желудка. Прогноз плохой. Какие тут могут быть аплодисменты? А Виноградов сказал так:

«Когда наступят последние дни, и вы поймете, что сделать что-то радикальное вы уже не сможете, вы должны по крайней мере сделать все, чтобы облегчить самочувствие больного, снять боли, утешить его, дать ему немножко надежды. Чтобы больной умер, благословляя врача».

Аплодисменты, и он уходит».

Александр Викторович Недоступ

Потом уже у своих студентов Александр Викторович часто спрашивал: «Как вы думаете, что самое главное в профессии врача?» Они отвечали разное: что очень важно трудолюбие, сумма знаний, память и так далее. А он им пояснял, что все это правильно, но самый главный, основополагающий момент – это жалость к больному: «Если вы этого не испытываете, если это чувство не заложено в вас, то воспитать его очень трудно».

Еще со студенческих времен, с посещения кружка, которым руководил профессор Виталий Григорьевич Попов, определился интерес Александра Викторовича к кардиологии. Про людей, у которых больное сердце, говорил: «Щадить надо! Вообще профилактика заболеваний чрезвычайно важная вещь!» Повторял слова своей мамы о том, что человек должен быть максимально собран, бережен прежде всего к своему окружению дома. Ведь обычно мы приходим домой и расстегиваем все пуговицы, «отпускаем» себя.

Самые большие раны человеку наносятся дома! А когда у кого-то больное сердце, нужно быть особенно бережным.

Говорил, что не следует сюсюкать с человеком: «Это не трогай! Это не поднимай! Не ходи, полежи…» Потому что тем самым мы подчеркиваем, что больной человек на особом положении, а это тоже травмирует. Но и поберечь его надо. Лифта в доме нет, а нужно сбегать в магазин? Так подумай, сколько он сегодня уже прошел; посмотри, одышка есть или нет? И исходя из этого принимай решение.

В своей докторской диссертации Александр Викторович рассказал и о том, как погода влияет на аритмию. Предупреждал, что обострения по кардиологии случаются круглый год: «Особенно на изломе погоды, когда бывают магнитные бури. Я давно даю такой совет больным: приобретайте барометры и следите за этим устройством. Если стрелка упала, хотя погода вроде бы не изменилась, будь готов к тому, что начнутся неприятные ощущения – скачки давления, приступы аритмии».

Его книги «Как не надо лечить аритмии» (1997), «Как лечить аритмии» (2006), «Медикаментозное лечение нарушений ритма сердца» (2011) выдержали несколько переизданий, учебник «Внутренние болезни» (который Александр Викторович написал в соавторстве со своими коллегами) стал настольной книгой студентов медицинских вузов.

Много внимания уделял доктор профилактике, советовал следить за сердцем с детских лет.

Простейший пример: подросток только что выздоровел от гриппа, пошел в школу и принял участие в кроссе. А ведь могут быть осложнения на сердце, и он сам должен понимать, что ему стоит поберечься.

Предостерегал от стрессов и пояснял: «Мало кто знает, что есть понятие – дистресс. Дистресс – это отрицательный стресс. Без стрессов мы не живем. Как только родился младенец – ух ты! Не хочу! Холодно! Меня кто-то трогает! И у взрослого человека постоянные стрессы. Когда мы смотрим спортивные состязания, когда играем во что-то сами, когда читаем книги, когда слушаем музыку. Классическая музыка так волнует! Человек слушает, и у него слезы! Но это счастливые слезы! Потому что он одновременно впитывает эту красоту невероятную.

Стресс неизбежен. А вот дистресс – это удар, оскорбление. Вот этого нужно избегать. Это обида, агрессия, гнев. Это грех. Не нужно нервировать себя».

С архимандритом Кириллом (Павловым) 

Сравнивал, как переносят гипертонию, астму и язву богатые люди и монахи. Оказалось, что болеют одинаково часто. Но монахи болеют легче! У них нет такого угнетения духа. Для бизнесмена заболеть, выйти из строя – это трагедия. Он волнуется, нервничает. Это дистресс. А монахи благодушны!

Долгие годы Александр Викторович лечил старца Кирилла (Павлова). Вспоминал историю их знакомства: батюшка поехал отдыхать в Крым, уже простуженный, да там еще и купался в море, а дело было в сентябре… Схлопотал двустороннюю пневмонию. Знакомая врач попросила: «Надо слетать, посмотреть замечательного человека из Лавры, архимандрита».

«Я сам болел тогда «на ногах» и не хотел лететь, но полетел, – вспоминал Александр Викторич, – застал такую картину: в тесной комнатушке лежит отец Кирилл с температурой в расстегнутой рубашке и улыбается. Человек десять в этой комнатушке на него смотрят с ужасом, с тревогой…»

Видео-интервью Александра Викторовича Недоступа для фильма «Сталинградское Евангелие Ивана Павлова», 2018 г. Его полный вариант публикуется впервые.

А потом были 20 лет теснейшего общения со старцем! У Александра Викторовича с супругой не было своих детей, и они даже подумывали усыновить ребеночка, но отец Кирилл не благословил. Возможно, потому что врач и так отдавал всего себя людям без остатка.

Об истории своего обращения к Богу Александр Викторович рассказывал следующее: «В студенческие годы я попал в музей Рублева, который еще не был музеем Рублева. Там был когда-то концлагерь, потом обустроили жилые помещения, тир, а потом пришел – смотрю, все как-то по-другому. А в центральном Успенском Спасском соборе стоят эти самые черные доски и сидит очень приятная женщина. Я говорю: «Можно посмотреть?» – «Можно». Стал смотреть – как баран на новые ворота, конечно. Она сказала: «Может быть, я вам расскажу немножко?» И она провела первый урок по иконописи. В церковь заходил, ежась: на пороге постою, свечечку поставлю – и куда-нибудь наружу. Но потом случилась колоссальная трагедия в моей жизни, и я не знал, что делать и куда деваться. Ходил по улицам после работы, ходил-ходил и набрел на Ордынке на храм в честь иконы «Всех Скорбящих Радость». Была уже глубокая осень. Храмы по будням пустые, там лампадки горят, хор поет.

Я впервые почувствовал, что отпустило, что мне не надо никому ничего рассказывать, объяснять.

Я стал потихонечку ходить в церковь…».

Этот выдающийся врач современности был уверен, что наше духовное, нравственное состояние и здоровье или болезни тела тесно взаимосвязаны.

Делился наблюдениями: «Религия на Западе умирает. Приехали мои друзья из Германии, говорят, что в наши церкви православные еще более-менее люди ходят, а в костелах, в кирхах – пусто. Это свойство «цивилизованного» мира, потому что жизнь в нем устроена не по законам Божьим. От этого у человека возникает подспудное ощущение, что он живет не так. Эта проблема давит, давит, распространяется вокруг, а потом вблизи оказывается какой-то сосудодвигательный или дыхательный центр – и, как результат, возникает гипертония».

Возглавляя Московское отделение Общества православных врачей, считал веру чрезвычайно важной для своей профессии. 

Профессор А.В. Недоступ в своем кабинете в Первом Медицинском университете Профессорский кабинет в Первом медицинском университете Александра Викторовича напоминал монашескую келью. На стенах висело множество икон и фотографий дорогих ему людей – «с чертами личной святости».

Иногда профессор рассказывал о собрании этих портретов посетителям: «Вот Валентин Григорьевич Распутин с его милующим, жалеющим, сострадательным, добрым сердцем...

Это великая княжна Ольга – расстреляна в Ипатьевском доме. Ее брат, царевич Алексей.

Недавно канонизированный доктор царской семьи Евгений Сергеевич Боткин – расстрелянный лейб-медик, который не ушел от своих подопечных, принял смерть добровольно. Канонизирован большими стараниями профессора Александра Григорьевича Чучалина, главного пульмонолога, православного человека. Не нужно надолго откладывать и канонизацию других слуг, погибших в Ипатьевском подвале – горничной Демидовой, лакея Труппа, повара…

А вот Оля Романова – девушка, которая жила рядом с «Норд-Остом» и побежала туда, как только поступили сведения о захвате заложников, уговаривать этих захватчиков отпустить хотя бы женщин и детей. Ее жестоко убили. Святая? Святая. Женя Родионов, крестик не снявший – святой? Святой.

Елизавета Федоровна Романова – понятно, почему она святая. О святости доктора Федора Петровича Гааза («спешите делать добро!») тоже можно не говорить, как и о святости митрополита Санкт-Петербургского и Ладожского Иоанна. Кто еще обладал такой любовью к России? Отец Анатолий (Берестов) – святой человек по поведению, очень смелый, иногда излишне резкий в адрес тех, по отношению к кому не стоило было быть столь резким.

Старец Кирилл (Павлов), которого посчастливилось лечить, не раз говорил насчет последних времен в истории человечества: «Я-то не доживу, а вы, может, и доживете. Но бежать никуда не надо, никуда не спрячешься от этого».

Это старец Николай Гурьянов с котом Липой на руках. Говорили, что кот умер, его выбросили на помойку, а отец Николай его оживил.

Святейший Патриарх Алексий II, с которым мне довелось немного пообщаться. Он произвел впечатление очень мудрого человека. Никогда не забуду, как он молился 3 октября 1993 года перед Владимирской иконой Божьей Матери, которую перенесли в Елоховский собор, – так, что в конце потерял сознание».

Теперь и сам раб Божий Александр признан Господом, встречен всеми его любимыми, верим – отправился в Царствие Небесное бесконечной Божией любви.

При подготовке статьи использованы материалы интервью Александра Викторовича: «Главное для медика — уметь сострадать»; «Самые большие раны человеку наносятся дома!». 

P.S.: А еще Александр Викторович писал замечательные стихи. Вот его строки:

***

Выпал ночью снег, а утром стает –

Радости без горя не бывает.

Стихла буря, задремало море –

Не бывает радости без горя.

Выплакала слезы, замолчала.

Жизнь придется начинать сначала.

Только помни: в мире есть спасенье.

За Крестом настанет Воскресение!

Душный мрак сменится вечным Светом!

Никогда не забывай об этом.

Крестины

Осенняя пожухлая трава,

День неприметный после Покрова,

И суета, и шум вокруг купели.

Торжественные, чудные слова

За гомоном слышны едва-едва,

Распеленать младенца не успели...

А пастырь грузноват – отец Максим,

И рослый парень трусит перед ним,

И, запинаясь, «Верую» читает,

Над ними голубой кадильный дым

Стоит священным облаком седым

И у дверей крещальни тихо тает.

Но вот поют: «Елицы, во Христа...»,

А даль небес сурова и чиста,

Рябинный куст так нестерпимо ярок,

И куполов старомосковский блеск,

И голубиных крыльев белый плеск,

И всё вокруг – как радость и подарок.