Кино эпохи испытаний. Интервью с протоиереем Борисом Левшенко

Материал подготовлен Дирекцией МБКФ «Лучезарный Ангел»

Редакция медиаресурса Святые.online который год уже работает при подготовке и на самом кинофестивале «Лучезарный Ангел». Особенностью этого кинофорума является наличие, помимо профессионального жюри, Духовного экспертного совета. С его одним из самых умудренных опытом и годами членов протоиереем Борисом Левшенко поговорила главный ректор нашего медиаресурса Ольга Орлова. Публикуем две части этого интервью. 

Часть I. Приходите смотреть сказки всей семьей

Отцу Борису Левшенко в этом году исполнилось 88 лет, долгое время он возглавлял кафедру догматического богословия Свято-Тихоновского гуманитарного университета. Преподавал эту ответственную дисциплину о главных смыслах мироздания. А главный акцент в программе кинофестиваля этого года делает на сказках и приглашает родителей с детьми прийти и посмотреть их всей семьей. Потому что в сказках-то на самом деле нечто самое важное для каждого из нас, для всего народа и выражено, пусть и иносказательно.

Память народа

– Отец Борис, каково общее впечатление от фильмов, заявленных в этом году в программу кинофестиваля? Возможно ли их сравнить с киноработами прошлых лет? 

– От фестивальной программы этого года впечатление у меня хорошее, смотрел представленные на конкурс фильмы с удовольствием. Не могу сказать, что какая-то вырисовывается тенденция по сравнению с работами предыдущих лет. Однозначно тут ничего сказать нельзя. Каждый год бывает что-то неожиданное и очень интересное. Так же, как и внезапно обнаруживает себя и что-то совершенно пустое, – такие фильмы мы стараемся отсеивать.

– А что заинтересовало в фильмах, отобранных для программы этого года?

– Самое интересное – это, пожалуй, обращение авторов к сказкам как в мультипликации, так и в фильмах для детей. Там, где обращаются к этому исконному народному творчеству, получаются потрясающе интересные опыты. Сейчас не то что о Евангелии, но даже просто о нравственности напрямую, в лоб говорить уже даже с детьми, не то что с молодежью, трудно.

– Вспоминается, Н.В. Гоголь считал, что искусство – это зримая ступень к христианству, к его внутренней сути, святая святых. Даже его современники – что говорить о наших – полагали, «не в силах встретиться прямо со Христом». Назначение художественных образов – просвещать душу, вести её к совершенству. 

– Да, мне близки эти рассуждения классика, и сказка тут именно инструмент, который помогает выполнению этих задач. Гоголь и сам ведь к народному творчеству обращался, оттого те же «Вечера на хуторе близ Диканьки» так популярны.

Сказка ложь, да в ней намек – добрым молодцам урок. 

Известно, что сказки не на пустом месте создаются, а как память народа, а значит, в какой-то степени мы соприкасаемся с осмысленным поколениями, жившими до нас, прошлым.

Нам передают нечто существенное для нашего бытия. Это те координаты, которые надо учитывать. И время на самом деле нелинейно, и пространство имеет свои загадки – вспоминайте сказки, там всегда есть подсказки, как надо себя вести, и это лишь иносказания о том, что происходит в жизни каждого.

Сказки – вещь чрезвычайно важная. И то, что сейчас им вновь уделяют внимание, меня радует. Потому что зритель так действительно встречается с самим собой подлинным, вступает в диалог с архетипом своего народа.

Потрясающие намеки сказок

– А можно ли сравнить изложенные киноязыком сказки с работами, где авторы просто фиксируют современность?

– Если сравнить современные зарисовки с глубиной сказок, это сравнение будет не в пользу современности. Современность тоже хороша, но только как объект приложения творческих сил. И найдется ли их столько у современника, сколько из рода в род аккумулировалось в народном творчестве? Сказка – это универсальный инструмент передачи из поколения в поколение нравственной памяти народа, поэтому этот инструмент лучше, чем всякого рода современные изощрения.

Даже мультипликация, если она основана на сказке, предоставляет простор воображению увидеть расстановку сил в этом мире, – осознать, где ты находишься, сделать выбор – с кем хочешь быть. Детям, молодежи надо давать пищу для души, ориентировать их, сподвигать к добру, показывать, насколько оно действенно, как побуждает.

Делаю этот акцент, может быть, еще и потому, что в детстве сам я очень любил русские сказки, зачитывался ими. И прожитые годы спустя могу сказать, что они помогли мне по жизни. Это вовсе не трата времени. Причем я имею в виду именно наши русские сказки, не то что международные какие-нибудь. Сказки всех народов мира тоже имеют плюсы, но самое существенное – это соприкосновение с собственной историей.

– Не во всех русских сказках есть христианские мотивы… 

– В русских сказках есть нравственное начало. Они кажутся легкомысленными, но на самом деле нравственный мотив всегда есть, а это то, что связано с глубинами народа.

– Кого-то из воцерковленных родителей могут настораживать все эти лешие, Кащеи Бессмертные… 

– Часто сказки выглядят по-сказочному. Вроде действительно Баба-яга, Кащей Бессмертный… Но это образы смерти. Кащей-то и оказывается на поверку вполне себе смертным, как бы кто там в этом мире ни помышлял себя бессмертным, а это весьма распространенный соблазн. Мы об этом не задумываемся, но многие живут именно так. И хоть сказка, а могла бы донести это memento mori (лат. – "помни о смерти"). Всё это здорово в сказках проскальзывает. Не в лоб, а именно намеками. Разве это не нравственное поучение? 

Конечно, нравственные поучения в более прямом сконцентрированном виде мы находим в библейских книгах – особенно в книге Премудрости Соломона сосредоточен этот свод. Но также это проявляется и в лучшем народном творчестве.

Слова назидают, а примеры убеждают

– Известно, гений всегда народен. То есть вы бы пожелали авторам кино, мультиков для детей, молодежи больше обращаться к памяти народной? 

– На пустом месте что великое не создашь.

– Какие кроме сказок есть нравственные ресурсы, к которым современные кинематографисты могли бы обращаться?

– Главный такой ресурс Библия – его мы уже назвали. Можно брать отсюда концепции, идеи и прилагать их к современности. Замечать, когда человек с добром идет к другому, помощь оказывает – здесь всегда есть поучение, пример того, как надо поступать.

– «Слова назидают, а примеры убеждают», – как говорят старцы. У кинематографа, который в большей степени показывает, чем рассказывает, колоссальный потенциал убеждения.
А из-за чего не допускали фильмы на кинофестивали? 

– Чаще всего из-за безнравственности.

– В чем это выражалось? 

– Нарушение нравственных, моральных норм в кадре преподносится как нечто само собой разумеющееся, – вероятно, авторы сами не отдают себе в этом отчет. Но это коробило и религиозное чувство, и просто нравственное. Такие фильмы отсеивались.

– Приходилось ли делать исключения? Что-то, допустим, формально в фильме не подходило по требованиям фестиваля, но было в нем здоровое, духовно-нравственное зерно, и фильм допускали.

– Да, такие примеры были.

– То есть больше делается упор на внутреннее содержание и главный посыл фильма?

– Конечно. Не зря же у нас фестиваль Доброго кино. Что такое добро? Мы живем до тех пор, покуда мы кому-то нужны. И в этом отношении фильмы хороши, когда они кому-то могут помочь по жизни. Если это одновременно и память народа, и твоя собственная память.

– Кинематографисты отмечают: все равно, чтобы ты ни снимал, это будет о том, что ты знаешь – весь ты все равно проявишься в работе, вся твоя жизнь, вся твоя память.

– Да, и кстати, когда вы спрашиваете о фильмах, ловишь себя на том, что фабула как-то забывается, но помнится вывод, который был сделан.

Часть II. Кино эпохи испытаний

Фестиваль «Лучезарный Ангел» этого 2024 года проходит в кинотеатре «Поклонка» в Музее Победы на Поклонной горе. И особое место в его программе займут фильмы о той горячей стадии конфликта, что продолжается сейчас. Значительная часть программы отведена как обычно мультфильмам для детворы и фильмам для подростков, молодежи.

Чему учиться, чтобы побеждать, – мы поговорили с заставшим еще Великую Отечественную войну членом Духовно-экспертного совета нашего кинофестиваля протоиереем Борисом Левшенко. Батюшке в этом году накануне Дня Победы исполнилось 88 лет.

Война идет постоянно

– Отец Борис, какое кино можно назвать добрым?

– Это то кино, которое несет людям представление о добре, являет именно эту положительную сторону человека, его бытия в мире, взаимоотношений с другими.

– Среди творческих людей бытует мнение, что добро не зрелищно. И как тут быть? Как показывать добро?

– Это не более чем стереотип. Добро – сложное понятие. 

Источник благ – это Бог. И любое добро сродни с чем-то Божественным.

Когда мы даем нищему те крохи, которые можем дать, это благо, которым мы делимся. Это уже добро. И это нас самих делает сопричастными Богу, приближает к Нему. А это и есть цель жизни.

Стяжание Духа Святаго – как определил ее преподобный Серафим Саровский.

Но помощь бывает необходима разная – и молитвенная, и интеллектуальная, и иная. Надо искать эти поводы творить добро. Спешить его делать. Жизнь коротка – сколько бы мы ни прожили.

– Идет военный конфликт. Время все более уплотняется, – сколько кто проживет, мы не знаем. Какое кино востребовано сейчас, во времена испытаний?

– В такие времена особенно востребованы фильмы о том, как человек способен жертвовать собой для блага ближних. Там, где жертва, – там любовь, там благо, там Бог, там жизнь вечная. 

Надо больше снимать фильмов о случаях героизма на фронте, как, впрочем, и в быту, когда человек жертвует чем-то для того, чтобы ближнему стало хоть немножечко лучше.

– Каким может быть сегодня кино о войне? 

– Таким, как и в моем детстве. Понятно, что его будут делать современные режиссеры, актеры, операторы, и это привнесет новый взгляд, новые формы подачи, но суть та же. Наше поколение знало войну не понаслышке, видело воочию, а не с экранов. Мне было пять лет, когда началась война. Мы жили тогда в Западной Беларуси, как раз на границе с Польшей, около Бреста, в Брест-Литовском районе – враг первыми эти земли атаковал.

Мы попали в оккупацию. В 1941-м вслед за фронтом наша семья перебралась в Могилевскую область к родственникам отца. В войну людям не надо было объяснять, зачем нужен храм. На службы ходили все. Все молились. Священник, помню, называл меня Борисий – на монашеский манер.

Со сверстниками мы играли в партизанский отряд – учились рисковать ради других, жили идеалами самопожертвования, отваги. Слышали в храме за богослужением Евангельское чтение: И не бойтесь убивающих тело, души же не могущих убить (Мф. 10:28), внимали проповедям священника. Когда нас освободили в 1943 году, я пошел в школу. И вскоре меня там убедили в том, что Бога нет. Учителя «постарались». Вот это была беда.

Хотите доказательств, что Бог есть?

– Да, и неблагодарность. Потому как тот же архимандрит Кирилл (Павлов) сколько раз свидетельствовал, что доподлинно войну выиграли именно благодаря тому, что люди обращались к Богу, храмы стали открываться, на службы народ пошел. А как вы все же убедились, что Бог есть и посвятили жизнь служению Богу?

– Уже взрослым перечитал кучу антирелигиозной литературы, другой тогда не было – страну захлестывали очередные хрущевские гонения на Церковь. Но я, и всё это прочитав, осмыслив, понял, что Бог есть. Правда, мне еще было важно узнать, какая вера истинна. Я и тут много всего перелопатил, сам я математик – по первому образованию, мне требовались доказательства. Я прямо доискивался до ответа и убедился – только православие и никакая другая вера. Именно Православная Церковь чтит Бога истинно.

– А что убедило?

– История Церкви.

– И как Борис стал священником?

– Заболел. Тяжело, серьезно. Грозила неподвижность. Мы же все постоянно на самом деле на войне, у каждого свой фронт. Проигрывать нельзя. Я тогда уже не мог становиться на колени и подниматься. К тому времени я много лет исполнял послушание чтеца. И вот мне предлагают стать священником. Напрашиваться – не напрашивайся, а предлагают – не отказывайся, – тут действует такое правило. Один-два раза помолиться у престола – это уже всё.

– Но вы же уже лет 30 служите? Когда исцелились?

– Во время самой хиротонии. При рукоположении есть момент, когда становишься перед престолом на колени, – меня с двух сторон поддерживали, буквально ставили на колени и поднимали. А уже после совершения таинства священства я сам, войдя в алтарь, к своему изумлению, смог спокойно вставать на колени, подниматься. 

Господь дает нам силы на служение, здоровье дает, всё дает – лишь бы мы только возжелали служить Богу и людям.

Вот в этом суть. А ситуации могут быть разными – и военными, и житейскими – просто надо накормить кого-то или показать дорогу. Главное, чтобы люди помогали друг другу. Были готовы послужить, а это без самоотвержения невозможно. Важна вот эта некоторая, что ли, аристократичность – то, что ты можешь, отвергая себя, дать ближнему своему. Это актуально и сейчас точно так же, как было значимо и в те далекие времена.

Помню, как на оккупированных территориях спасали еврейских детей или просто евреев, на которых нацистами была объявлена охота. Ты немногим мог помочь, но если мог помочь, то уже это благо. Причем и тебе самому. И мы, играя в партизанские отряды, культивировали именно благородство.

У детей есть эта тяга к подвигу, – ее надо поддерживать, предлагая им, в том числе в фильмах, высокие образцы для подражания. Ты не просто победил, а ты поступил благородно с точки зрения здравого смысла, ты действовал в защиту человеческого достоинства. Вот где настоящая победа.

Словом человек творит всё

– Чем-то отличается современный конфликт от Великой Отечественной? 

– Всё то же самое. И думаю, суть войны – одна и та же с самой первой войны в ангельском мире. Когда архангелам приходилось воевать с падшими духами. Первые войны были еще до нас, вне человеческого мира. Отсюда и наши все столкновения. Мы же все учили историю – там сплошные войны.

– Меня всегда поражало, как старцы, уже пожившие так, что и не одну войну, к конфликтам относятся как к чему-то просто сопутствующему жизни рода человеческого. 

– Войны идут и идут. Вопрос в том, какие уроки мы из этого извлекаем. Даются они дорогой ценой, но тем важнее их донести до следующих поколений. Через книги, через фильмы. Показать в историях с фронта и из тыла благородство людей. Мы ведь многие зачитывались книгой, как и помним фильм про трех мушкетеров. Дело же не в какой-то там борьбе с неким кардиналом. Какое нам дело до этого кардинала, разборок с ним? Важно то благородство, что явлено в поступках героев. И тогда это повествование – будь оно письменным или в зрительных образах кино – на все времена. Имеет значение, конечно, и то, насколько убедительно всё это показано в слове, в кадре, но суть-то все равно в основе всего.

– А есть отличие кинематографической подачи войны тогда и сейчас?

– Отличия есть. Но и восприятие с годами меняется. Те фильмы я смотрел свежим взглядом, а теперь я многое повидал на своем веку и смотрю тоже сквозь призму опыта. Единственное скажу, наши фильмы тех послевоенных лет вполне годятся быть учебным пособием для современных кинематографистов, особенно тех, кто берется снимать про войну. Вот в этом году отмечается 100-летие «Мосфильма», – вспомните, какие фильмы замечательные «Летят журавли» (Михаил Калатозов, 1957); «Иваново детство» (Андрей Тарковский, 1962); «Иди и смотри» (Элем Климов, 1985); «Восхождение» (Лариса Шепитько, 1976)...

И насмотренность лучших образцов нужна, а еще непременно – начитанность.

– Даже архитекторы говорят: «Архитектура начинается с книги».

– Сначала было Слово (Ин. 1:1). Это универсально. Словом Бог творил этот мир. Словом человек творит всё. Слово проясняет смысл.

Разнузданные гибнут сами и губят других

– В современных фильмах, особенно о войне, об экстремальных ситуациях, хотя, впрочем, не обязательно, тема может быть и нейтральной, жизнь как жизнь, пусть даже и не мат, а все равно какое-то призывание нечистой силы звучит. 

– Многие наивно полагают, что достоверность в «слизывании» того, что есть, а достоверность в передаче сути. Сколько мы ни смотрим фильмов, в том числе тех, что подают для участия в фестивале «Лучезарный Ангел», везде, где звучит ненормативная лексика, можно было бы обойтись без нее. Это стопроцентно! Нужно быть самоцензором. Вот и всё.

– Раньше старались не показывать страшные увечья в кадре, гибель. Это может потрясти, на пределе – свести с ума. А сегодня война во многом ведется дронами – всё еще и снимается, потом выкладывается в сеть. Кинематографисты могут использовать этот материал или, видя, как это всё на самом деле происходит, воспроизводить эти жуткие сцены. Что тут можно посоветовать?

– Жаль, что нет этого запрета сейчас. 

Запрет – это самое основное, что воспитывает человека. Вспомните начало книги Бытия – райскую педагогику. Бог воспитывал нас запретом – элементарным: всё тебе разрешено, со всех древ вкушай плоды, только вот с этого одного не надо… (Быт. 2:16-17). В этом вся суть.

Воспитываемся мы запретами – запрещая сами себе, как и нашим детям, – неблагородные поступки, грязные мысли, слова – хамство, ложь. Это самодисциплина. К добру понуждать себя надо. А разнузданность, которая сейчас властвует и стремится все более насаждать себя, разрушительна.

– Кинематографистам можно посоветовать ставить себе внутренние запреты? Это же пойдет на пользу фильмам?

– Конечно, это первое, с чего надо начинать. Даже когда автор пишет произведение, – книгу, сценарий, – он уже задает границы, в которых действует. Самозапрет – это очень важно, иначе мы в себе не разовьем силы воли. Если мы не умеем запрещать себе чего-то и придерживаться рамок, мы ничего не создадим. Это не пройдет проверку даже временем. У апостола сказано: А у кого дело сгорит, тот потерпит урон (1 Кор. 3:15). Зачем терять, если приобретать надо? Кто не собирает со Мною, тот расточает (Мф. 12:30), – говорит Христос. Вот и мы уже какой год на кинофестивале «Лучезарный Ангел» учимся собирать с Господом.

Беседовала Ольга Орлова