Архимандрит Матфей (Мормыль): «Жизнь продолжается и нужно петь»

Архимандрит Матфей (Мормыль) на спевках Сегодня, 15 сентября, день памяти выдающегося регента, без малого полвека скрупулёзно создававшего хор и узнаваемую уже во всем мире певческую традицию Свято-Троицкой Сергиевой Лавры. Его звали «музыкальной душой Русского православия второй половины XX века» и до сих пор его помнят и чтят, продолжают его пусть и неповторимое дело. Царствие Небесное архимандриту Матфею (Мормылю; 1938-2009)! Упокоен батюшка в Лавре, у алтаря Духовской церкви, – там же, где и его любимый духовный отец Кирилл (Павлов).

Мощь, которая всё в тебе и вокруг изменяет

 Архимандрит Матфей (Мормыль)

Это рассказ о его службах регента Архиерейского хора Владимирской митрополии Татьяны Ваниковны Оганян (остальные истории из устного предания Лавры или переложение с указанием источника):

– Как же отец Матфей чувствовал ритм богослужения, все возгласы – ответы на них, – это был именно диалог алтаря и клироса, когда и весь народ не может быть безучастным, а молитвенно включен в ход службы! Сам отец Матфей об этом говорил так: «Быть на службе – это же, как говорится, вариться в общем котле. Это так захватывает! Не пребывать в созерцании, а участвовать в действии». Собственно, богослужебное действие – это и есть осуществляемое созерцание.

Но этот диалог на самом деле мало где можно вот так услышать, чтобы всецело проникнуться им. Как часто всё самостно рассыпается: алтарь сам по себе; хор сам по себе; чуть ли не каждый в храме погружен в свои мысли. Знаю, что один боголюбивый архиерей начинал в таких случаях вслух отвечать на то, о чем решили было подумать за службой сослужащие, молящиеся рядом с ним... Вот тут уж пробирало: Всякое ныне житейское отложим попечение... [1]

Тело Христово живет единством. И мы призваны воплощать это богодаруемое нам единство в жизнь, жизнь Христову с избытком, чтобы она всё и во вне освящала, соединяла – там, где сатана упорствует всех рассорить и посеять рознь.

Клирос – это не просто люди собрались, рассчитались, кому где встать, ноты знают, прогудели что-то там себе под нос и далее каждый по своим делам отправляется.  Это состояние – ты приходишь и ты соучаствуешь в богослужении. Так же и любой прихожанин, каждый по-своему, переживает происходящее здесь.

Отец Матфей про значение клироса даже так говорил: «Судя по второй главе Типикона, даже служащий священник должен стоять на правом клиросе и участвовать со всей массой, со всем собором молящихся в службе. Сказал Ектению на солее и вернись на клирос, не прячься в алтарь, нечего стасидии устраивать за иконостасной перегородкой! Не случайно преподобный Сергий похоронен у нас в Троицком соборе с правой стороны, на солее, там, где была его игуменская стасидия. Я считаю: для того, чтобы человек по-настоящему участвовал в службе, ему надо помолиться, напеться, выговориться, а потом идти в алтарь читать тайные молитвы».

Когда сам отец Матфей пел и регентовал – это была какая-то космическая симфония: возглас из алтаря – ответ от хора – а тут народ вступает в это действие Боговоплощения, Крестных Страданий и Воскресения Христа, когда поет «Верую», потом «Отче наш»…

Это такая мощь, которая всё в тебе и вокруг изменяет. Тут просто пламень огненный этой возносимой и приемлемой глубоко-глубоко в души молитвы. И Дух Божий витает везде – и всё, что было темным и неоформленным в тебе, преображается. Это воздух какого-то нового Неба. Когда ты всё это слышишь и так переживаешь, это, конечно, переворачивает всю твою душу – всё вдруг в твоей жизни встает на места.

Бог на первом месте, всё остальное на своем.

Я очень даже понимаю тех, кто, попав на ТАКУЮ службу, остается в Церкви навсегда. Это всё равно что весь мир приобрести – только Богу поклоняйся и Ему Одному служи (Мф. 4:10).

«Когда вы поёте, лицо ваше должно быть добрым»

Отец Матфей признавался, что после каждой службы уходит с молитвенным обращением: «Господи! Угодно ли Тебе то, что я делаю?» Петь за каждой службой, говорил, надо так, как будто это твоя последняя литургия.

О нем свидетельствуют, что отец Матфей выработал свою неповторимую методику работы с хором, настроя каждого певчего к богослужению. Хористам советовал «смотреть ушами, а петь глазами» (это из установок театрального режиссера-педагога К.С. Станиславского).

– Саша, в глазах муть… Что ты на меня смотришь окунем из морозильника? Сделай рабочее лицо! – раздавалось у отца Матфея на спевках. Или вот ещё частое наставление: «Когда вы поёте, лицо ваше должно быть добрым».

На репетициях отец Матфей бывал алмазно строг, так что хористам только так доставалось… Лидия Степановна Говядина, реставратор и певчая Лавры, вспоминала, сколько раз ей и за 40 с лишним лет плакать у ног батюшки Кирилла (Павлова) из-за обид, незаслуженных, как ей казалось, оскорблений от отца Матфея, не щадящего промахи, доводилось… При этом отец Кирилл ее очень интересно утешал: «А ты знаешь, – спрашивал, – как отец Матфей исповедуется? Если бы ты только знала! Так что не надо сердиться и обижаться на отца. Он очень хороший человек – отец Матфей». И батюшка Кирилл возвращал ее в хор, говорил: «Иди – пой, ничего, ничего…» [2].

На репетициях зачастую кто-то один пел, другие слушали, затем все вместе обсуждали: что удалось, что нет. Вот один из примеров начала спевки: пропели, как обычно, «Царю небесный», батюшка махнул, чтобы сели. Народ расположился, отец Матфей, кстати, обращал внимание на то, кто как сидит. Говорил, что можно петь, сидя на краешке стула и с ровной спиной, но никак не развалившись… И вот, когда все уже заняли свои места, утихли, сосредоточенно уставившись на регента, он, всегда умеющий выдержать паузу, уже в полной тишине задает мажорный тон – «соль-си-соль» и просит вдруг каждого спеть обиходное тройное «Господи, помилуй!». Каждый поет по очереди, а певчих 50 человек.

Батюшка недоволен; и когда спел последний певец, отец Матфей как-то грустно, полушепотом, чуть наклонив голову, сказал: «Только у одного прошение дошло до Адресата» [3].

Или вот еще случай. Репетиция. Уже прошло полтора часа, а певчии никак не могут спеть двух тактов. Не получаются у первых сопрано эти два такта, и всё! Отцу Матфею не нравится: не то настроение, не так подается звук... Так батюшка, как всегда, гениально решает задачу. Ну, как еще женщинам можно что-то объяснить?! Вызывает одну из первых сопрано к себе, к фисгармонии, дает ноты, просит спеть – опять осечка... В хоре напряженная тишина: что же будет дальше? Батюшка, чуть наклонив голову вперед, молчит, видимо, молится и обдумывает свое дальнейшее действие, а потом совершенно спокойно:

– Представь: на тебе длинное белое платье и белые туфельки, – у той аж осанка преобразилась! – А впереди лужа… – резюмирует педагог предлагаемые обстоятельства. – Как ты будешь поступать, чтобы не замочить платье и туфельки?

У всех интереса поприбавилось. Та показывает шаг вперед… Батюшка:

– Нет, нет, платье замочишь.

Та вновь что-то изображает…

– Туфли замочишь! – предостерегает ее.

Тогда она изящным движением подхватывает свое подвенечное платье, приподнимается на носочки и перепархивает через всю эту грязь.

– Отлично! – отец Матфей в восторге предлагает ей взять теперь ноты и спеть.

И вдруг сопрано запела совсем иначе – красивым, «полетным» звуком [4].

Всё, что ты говоришь и делаешь, – пропускай через ум и сердце

Задавал писать проповеди по стихирам, потом все вместе обсуждали. Понимание богослужебного текста ставил во главу всего певческого процесса. То и дело делал замечания: «Почему вы выплевываете слова?» Требовал каждое спетое слово пропускать «через ум и сердце». Так же и в целом по жизни: всё, что ты говоришь и делаешь, – пропускай через ум и сердце.

Для отца Матфея и в пении звук всегда должен был быть слугой слова, а для этого надо понимать суть того, что поёшь (точно так же, как и читаешь за богослужением).

Если поющие понимают, о чем поют, и читающие – о чем читают, смысл и до каждого стоящего в храме дойдет.

Всё, что ты поешь, говоришь, делаешь, – пропускай всегда через ум и сердце

– Следите за безударностью гласных, ведите фразу… Четкое произнесение согласных. Пожалуйста, «Осанна в вышних» – чтобы не получилось: «Оксана в вишнях», – так, работая над каждой хоровой партией, выявлял смысл богослужебных текстов.

А для этого всё и вся должно для начала замолчать. «Пойте из тишины!» – это неизменное для него предначинательное.

Спевки проходили не меньше двух раз в неделю: хор и мужской, и смешанный. Певчих необходимо постоянно держать в рабочей форме. Хор у отца Матфея пел всегда несколько на завышенных тонах. В работе как с мужским, так и со смешанным хорами стремился приблизиться к чистоте звучания детских голосов, а для этого и внутренне надо освободить себя от напластований грехов – претензий, обид, осуждения, гордыни и т.д.

Когда батюшку упрекали, что так петь очень высоко, он отвечал, что для того, чтобы что-то выжать из певца, его надо привести в напряжение; пока он не напрягся, результата не будет. И это в целом духовный принцип: пока ты не сделал чего-то с полной самоотдачей, не исчерпал себя на полную катушку, и помощи от Господа тебе должно быть стыдно ждать.

Исповедовал принцип: «Поя – служи! Служа – пой!»

«Здесь живет Бог», «Кто где живет» и другие остроты

Отец Матфей был необычайно остроумен. Шутками сыпал как из рога изобилия.

Однажды, в Лавре до сих пор вспоминают, он пошутил с отцом Даниилом, тогдашним лаврским благочинным (ныне митрополит Курганский и Белозерский). Тот и сам был охоч посмеяться. И вот к нему как к благочинному вся братия без конца в келью ходила: тот вопрос решить, этот… А он чистюля такой, – надоело ему, что братия с улицы, кто с хоздвора, кто со стройки, прямо так к нему в грязной обуви и заходят... Взял да написал на двери предупреждение: «Снимайте обувь». А отец Матфей проходил мимо да подписал маленькими каракульками: «Здесь живет Бог» [5].

Или, бывало, патриаршая служба, все в большом напряжении, отец Матфей чувствует: надо как-то разрядить обстановку.

Архимандрит Матфей (Мормыль) со Святейшим Алексием II

– Юра (уставщик. – Прим.), раздай «Кто где живет», – так называет концерт Д.С. Бортнянского «Господи, кто обитает в жилищи Твоем».

Или после Причастия:

– Ребята, что вы там на просфоры накинулись, как бульдоги! – то и дело раздавались на клиросе сочные его комментарии.

Весёлость помогает побеждать.

В той ещё удушливой атмосфере преследования «церковников», что довлела в годы его учёбы, отцы чувствовали, что надо было как-то взбадривать даже молодёжь, – нельзя допускать подавленности! Тем более что знали: их буквально каждого сотрудники из органов пытаются на абордаж взять. А старцы были из боевых. Знали, как враг озлобляется. У отца Матфея деда заживо большевики закопали.

Одна из певчих, Ольга Ивановна, вспоминала, как он вывел ее однажды из подавленности. Тяжелейшая семейная ситуация – всё валится из рук и глаза постоянно на мокром месте. Чуткий регент этого, разумеется, не мог не замечать. И несколько месяцев, даже будучи очень строг к результатам пения, терпеливо сносил ее состояние: на ошибки – стиснув зубы, молчал. Однажды уже всем остальным досталось по полной, а ей – опять ни одного замечания. Несмотря на всю ее рассеянность и минор. Но вдруг однажды, когда все уже практически разошлись, она одной из последних вяло, депрессия накрыла уже с головой, подошла к нему под благословение…

– Оля! Ну месяц, ну два… Но ведь четыре месяца уже прошло, когда это закончится?.. Смотри мне в глаза. Ты понимаешь, что все бывает, но жизнь продолжается и нужно петь?.. [6]

Женщин в смешанном хоре называл «женьше́ни»:

– Женьше́ни, во всем белом, чтобы не было «сёстры-пёстры», – раздавалось накануне праздников, а потом потихонечку подзовет к себе старосту хора: – Лариса Николаевна, скажите девочкам, чтобы они так низко не надвигали на брови беретки, а то как будто в касках стоят [7].

Хористок называл «женьшени»

Он был внимателен ко всем и ко всему и требовал взаимности. Как-то хор начал петь одно из красивейших произведений Д.С. Бортнянского. Вот уже последняя оживленная часть концерта – фуга, где неоднократно нараспев повторяется: «…Не подвижится во век…». И вот отец Матфей энергичным жестом очерчивает начало проведения темы... Задевает рукой лампадку над собой, висящую у образа Преподобного Сергия. Та «подвигается», и масло течет на голову и «браду» регента. Тот, и глазом не моргнув, доводит все проведения фуги до конца... Все на клиросе притаились… Кто-то уже ему салфеточки подает, но все напряженно и не без любопытства смотрят... У него из всех, даже самых патовых ситуаций, находился всегда выход…

– Что смотрите? – взял все же пару салфеток… – То не смотрели, не смотрели, а теперь ненаглядный стал?! [8]

Ольга Орлова

* Об отце Матфее читайте в книге Ольги Орловой «Достигайте любви. О жизни архиепископа Костромского и Галичского Алексия (Фролова)» и заказывайте книгу напрямую у автора http://sunofrus.ru/w/shop/