Схиархимандрит Зосима (Сокур): «Будьте в молитве к Богу усердными и к людям отзывчивыми!»

Сегодня, 29 августа, исполняется 20 лет со дня преставления схиархимандрита Зосимы (Сокура; 1944-2002), духовника Донецкой епархии, непрестанно говорившего о единстве народов России, Украины и Белоруссии.

Схиархимандрит Зосима (Сокур)

Будущий старец Зосима родился в тюремной больнице в Свердловской области, где его мать отбывала ссылку за исповедание веры. Детские годы Ивана (так звали подвижника в Крещении) прошли в Авдеевке, шахтерском городке недалеко от Донецка. Здесь после окончания ссылок и заключений поселилось много сестер Иоанновского монастыря, среди которых была и матушка Антонина, сестра его матери. В этой монашеской общине и рос будущий старец.

Ваня Сокур

С детских лет Ваня Сокур мечтал стать священником, но поступить в семинарию сразу не удалось, он выучился в техникуме на ветеринара, стал послушником в Киево-Печерской лавре. После ее закрытия определился в Свято-Духовский скит Почаевской лавры, где в те годы подвизались преподобный Кукша Одесский и преподобный Амфилохий.

Несмотря на множество препятствий, Ивану удалось все же поступить в Ленинградскую Духовную семинарию, а затем и в академию, которую он закончил в 1975 году. Тогда же он принял монашество с именем Савватий.

По распределению был направлен в Одесскую епархию, в Свято-Успенский монастырь, где ему определили жить в той самой келье, которую прежде занимал преподобный Кукша Одесский. Однако, чтобы ухаживать за матерью, отец Савватий перешел в Донецкую епархию, где был назначен настоятелем сельского храма святого Александра Невского, а в последние годы – духовником Донецкой епархии. Он же становится основателем Свято-Успенской Николо-Васильевской обители.

Отец Зосима служит в храме ежедневно. Как рассказывали его чада, «службы у него всегда были длинные, монастырские, но молился он пламенно». Слух об отце Зосиме шел по всей Украине.

Служение старца в Александровке, особенно последние два года, было исповедническим – богоборцы всячески притесняли его, арестовывали, избивали. До конца дней у батюшки болели отбитые легкие, на спине вырос горб, на ногах открылись раны.

 Схиархимандрит Зосима. Свято-Успенский Николо-Васильевский монастырь 

«Я здесь остаюсь»

С одним из духовных чад старца, ныне монахом в священном сане, мы поговорили о приснопоминаемом батюшке, однако в силу напряженной обстановки не будем называть его имени.

– Батюшка, как вы познакомились со старцем Зосимой?

– Это случилось, когда к старцу в село Никольское Донецкой области стала ездить моя сестра. Тогда еще тут даже не было монастыря, просто приход при храме святителя Василия. Все вокруг говорили: «Какой батюшка! Какой монах!» На службах у отца Зосимы храм всегда битком был набит. И вот сестра моя стала предлагать: «Поехали!» И так всё «поехали» да «поехали», – я и поехал. Приезжаем, батюшка в больнице, – в тот первый раз повидаться не удалось.

Свято-Успенский Николо-Васильевский монастырь, село Никольско, Донбас

Но я там сразу такую благодать ощутил! Но сестре тогда вечером еще ничего не сказал. Наутро пошел поисповедовался, – это была моя первая исповедь. Исповедовался у схимника.

Выхожу после службы из храма, руки раскинул – прямо весь мир готов обнять, такое ощущение, что вот-вот полечу. Непередаваемое состояние легкости! Точно невесомости и – счастья!

«Я здесь остаюсь», – объявляю сестре. Она опешила: «Как это остаешься?! Ты еще не готов! Для этого надо много каяться». Сейчас она и сама уже монахиня. А тогда ей идея монастыря еще плохо давалась. Но в мою душу это благодатное зерно монастырской жизни уже тогда в первое мое посещение Никольского запало…

И так где-то через год или полтора я просто сложил в сумочку свои вещички и уехал, как уже мною тогда ощущалось, восвояси. Потому как именно тут еще в первый раз почувствовал, что я дома. А тогда, помню, было 2 апреля 2001 года. В Паломнической мне сразу объявили: «Селим только на три дня». – «Ну, хотя бы на три дня для начала… – говорю.  – А там посмотрим». Как эти три дня истекли, мне уже намекают: пора бы, мол, и вещи собирать. «Никуда я не поеду!» – отнекиваюсь я. «Как это не поедешь?!» – «Да не собираюсь я отсюда никуда уезжать!» Пошел взял благословение у отца благочинного, – в тот год как раз мужской монастырь в Никольском официально утвердили. Меня взяли трудником.

Потом меня как-то отец эконом заприметил. «Ну-ка, идем со мной. Ты кто такой?» – «Вообще я с кухни, – отвечаю. – Я повар». – «О! А где ж ты раньше гулял? Давай и тут – на кухню!» Через месяц батюшка Зосима вернулся из больницы, я, наконец, попал к нему на прием. А я был худой-худой. «Ты шо, – говорит, – великий постник?» – «Да не, батюшка, я тут на трапезе», – отвечаю. «О! Эконом! Ну-ка, иди сюда! Корми его в два раза больше! Ты шо там, продукты экономишь, что ли?»

С юмором батюшка был. Отец Зосима, конечно, необыкновенный человек.

Он нас всех просто насквозь видел

– Вот-вот, давайте об отце Зосиме и поговорим.    

– Помню, первое впечатление, – берешь у него благословение, а у него ручка такая мягкая, – и это ощущение мягкости, благости какой-то так с тобой и остается.

С какой бы тяготой ты к нему ни пришел, какой бы груз у тебя на душе ни был, выходил ты всегда от старца с такой легкостью и радостью на душе, что – как после той первой моей исповеди – просто летать хотелось.

Нельзя сказать, чтобы он тебе там прям какие-то наставления постоянно давал, – нет, он просто разговаривал с тобой на простые темы, обсуждал текущие вопросы, но на душе всегда становилось так радостно и светло. Он мне говорил: «Каждый день приходи! Мы с тобой будем разговаривать о кухне!» (смеется. – Прим.). – «Хорошо, батюшка». И я так каждое утро к нему и заходил. Сначала по делам общались, а потом и на духовные темы.

Один раз прихожу к нему. Он такой радостный сидит, я реально увидел: у него лицо прямо светится. А я пока шел всё думал: «Вот Великий пост начался, братию постригают… Может, и меня постригут? Интересно, как меня назовут? – и мысленно вдруг добавилось: – Может быть, Херувимом?..» Только я зашел, а батюшка мне: «О! Ты пришел! Слушай, а давай мы тебя постригём и назовем Херувимом?!» Я сначала остолбенел, стою – хоть сквозь землю проваливайся! «Батюшка, ну, простите!» – говорю. Он нас всех просто насквозь видел.

Однажды заболел и лежит на своей кроватке в келейке. У него там у входа рядом святой уголочек был, захожу к нему, не решился даже сразу подойти, сделал шаг в сторону, стою там в этом уголочке. А батюшка смотрит точно сквозь меня, я только начал что-то было говорить, а он: «Да ничего! Не переживай! Всё у тебя устроится. И монахом станешь, и батюшкой будешь… Ой, ба-тюш-кой бу-у-дешь! Ой-ё-ёй! Ничего-ничего, не переживай!  – а сам смотрит куда-то, точно в другое измерение. – Вымолишь! Вымолишь! Всех своих сродников вымолишь!» А потом так: раз! – словно вернулся в реальность, – у него и взгляд, и голос стали другими: «Так, а что ты хотел-то?» А у меня аж дыхание сперло, стою – просто земля из-под ног ушла, я уже и не помнил, зачем зашел.

Вот так батюшка мог не то что нынешнее твое состояние, но и вообще всю жизнь точно рентгеном отсканировать: и прошлое, и будущее. Глубоко духовный человек.

Схиархимандрит Зосима (Сокур) в келье

«Старайтесь службы не пропускать!»

Батюшка, несмотря на весь свой веселый нрав, был очень строг, – особенно к нерадению. Тем более если дело касается храма, богослужения. У него температура 42°, а он кричит: «Поднимайте меня! Служить пойду!» А у самого и ноги больные, и почки отказывают, и диабет. Но службу батюшка безмерно любил, – не мог без нее. Просто жил службой. И нас наставлял: «Молитесь, молитесь! Старайтесь службы не пропускать!»

Кто-то, бывало, не придет на утренние молитвы, на Полуношницу, явится на обед, а отец Зосима ему: «Так, иди в конец храма (у нас трапеза в храме обычно), ползи оттуда. Под столом проползешь и будешь прощения просить». И все безропотно с радостью выполняли все эти епитимии, потому как знали: батюшка и отругает, и накажет, а потом вдруг заулыбается, расцелует, пожалеет. Это всегда были самые лучшие моменты, – и ты готов был что угодно претерпеть ради этой вот его светлой улыбки, отеческих объятий.

Батюшка – сама любовь. Несмотря на то, что он мог очень строго наказать, сильно накричать.

В миру бы уже, наверно, разобиделись-разодрались все. А в обители нет – каждый чувствовал глубину и постоянство любви, а это всё лишь воспитательные моменты: надо же иногда и наждаком по ржавчине пройтись.

Живая история Церкви

Схиархимандрит Зосима (Сокур). 1998 год

Батюшка постоянно нам напоминал: «Любите службу!» У нас монастырь вокруг богослужения и устроен. Иные опасались, что после смерти батюшки монашествующие могут разойтись, но и братия, и сестричество остались. Батюшка же не к себе нас вел, а к Богу…

– А в богослужении, как говорят подвижники, всё богословие.

– Да, у нас заведено постоянное участие в богослужениях, и монастырь разрастается. Это же две главные заповеди: любовь к Богу и любовь к ближнему. Батюшка очень всегда боялся теплохладности. «Не будьте вы, – увещевал, – черными головёшками! Я вас одеваю во всё черное, но не для омрачения жизни вашей и всех вокруг, а для просветления ваших душ! Будьте в молитве к Богу усердными и к людям отзывчивыми!»

У отца Зосимы всегда была какая-то живая связь со святыми. Когда он рассказывал чье-то житие, такое ощущение создавалось, что он всюду там со святым присутствовал.

И вообще был в курсе даже всех его внутренних переживаний. Точно так же батюшка и Евангелие пересказывал, – он реально мысленно постоянно ходил всюду по стопам Христа и нас на эти спасительные стези так точно переносил.

Чувствовалась проникновенная любовь отца Зосимы ко Господу, ко святым. Вникал батюшка и в жизнь каждого приходящего к нему, поэтому и мог реально помочь. Он как бы был таким проводничком, обеспечивал связь мира Небесного с жизнью каждого человека. 

Любовь – закваска Царствия Божия на земле

Схиархимандрит Зосима (Сокур) любил кропила из васильков

– Среди братии как любовь достигается?

– Когда человек приходит в монастырь, обязательно надо, чтобы он не чувствовал себя оставленным. Кто-то из старшей братии должен его как-то поддерживать, подсказывать ему то, что он в монастырской жизни еще не знает. Надо, чтобы новоначальный не стеснялся и в любой момент мог спросить о том, что ему непонятно; чтобы не замыкался и со своими внутренними проблемами, а всё, что его тяготит, нес на исповедь.

– Архимандрит Эмилиан (Вафидис) говорил: «Скорбь – это первое, о чем нужно говорить на исповеди у старца. Духовники всегда расспрашивают о скорбях, неудачах и боли человека, потому что это, как правило, имеет большее значение, чем даже сами грехи, ибо действуют сильнее, чем мог бы подействовать на нашу жизнь грех» [1].

– Монастырь – это как семья, важно, чтобы каждый чувствовал о себе здесь заботу. Нельзя оставлять новоначальных один на один с собой. Необходимо духовное руководство.

Еще при жизни батюшки его беседы очень объединяли. Он так говорил – заслушаешься. У нас обед начинался после литургии и мог продлиться до половины четвертого, когда уже вечерняя служба должна начинаться. «Я вас не уморил?» – спросит еще. Все: «Не-не-не, батюшка», – и слушаем дальше.

Старец непрестанно говорил о единстве народов России, Украины, Белоруссии. Как Пресвятая Троица, так и мы, славяне, должны быть едины.

На карточку батюшки, поделившегося воспоминаниями, собирают и сейчас помощь монастыю в Никольском: 4817 7600 9869 8347 (Сбербанк) – Владимир Евгеньевич Ч.