28 декабря Православная Церковь совершает память ряда мучеников первых веков христианства, а также одного из новомучеников и исповедников российских, явленных уже практически в наши времена – архиепископа Илариона (Троицкого). "Иисус Христос вчера и днесь, Той же и во веки" (Евр. 13:8), – восклицает апостол Павел.
Мы все – свидетели того, как на наших глазах святцы Православной церкви за счет сонма новомучеников и исповедников российских пополнились множеством имен. Благодаря этому толщина церковного календаря, издаваемого Московским Патриархатом, значительно увеличилась.
Это как раз то, о чем говорили древние подвижники-аскеты. Когда один из них был спрошен:
– Авва! Вот мы сделали много для нашего спасения. Сколько же сделают те, которые будут после нас?
Видимо, вопрошающий полагал, что, по универсальным законам прогресса, иноческая жизнь также будет развиваться, восходить от силы в силу. И последующие поколения монахов совершат подвиги, превосходящие даже неимоверные рекорды вышеестественных аскетических достижений, отличающих этот древний золотой век иночества.
Но прозорливый авва обескуражил вопрошавшего:
– Они сделают половину того, что мы сделали.
– А что же сделают последние монахи?
– А они ничего не сделают.
– А как же они спасутся?
– Они спасутся скорбями. И будут больше нас и отцов наших…
Из слов Спасителя, содержащихся в святом Евангелии, мы знаем, что, с одной стороны, спасение, или Царство Небесное, силою берется, и употребляющие усилие восхищают его (Мф. 11:12). А, с другой стороны, Господь говорит, что многими скорбями надлежит нам внити в Царство Небесное (Деян. 14:22).
После мучеников, восполнивших проповедь апостолов, был период «бескровного мученичества» – иноческого подвига.
И вот из слов этого древнего аввы, который как раз и был представителем этого вида подвижничества, следует, что в его древние времена, на заре монашества, преобладал способ применения силы, подвижнических трудов для достижения Царства Небесного. Потом, с течением времени, этих трудов становилось меньше, и возрастала роль терпения посылаемых Промыслом скорбей в достижении цели христианской жизни.
Надо сказать, во-первых, что и труды, и скорби здесь подразумеваются незаурядные. Это – великие труды. И лютые скорби…
Ибо, с одной стороны, достижение цели христианской жизни – самая трудная задача из всех, которые встречаются людям на жизненном пути. И решение этой задачи – самый трудоемкий из всех видов человеческой деятельности.
И, с другой стороны, путь к этой цели чреват лютыми бедами и скорбями, которые одни только способны, подобно плавильной печи, выжечь все скверные примеси, всякую порчу исказивших душу страстей и пороков.
«Широки врата и легок путь, ведущие в погибель, и многие идут ими. Но тесен путь и узки врата, ведущие в жизнь, и немногие находят их» (Мф. 7:13).
Ибо душа человеческая, созданная прекрасной и богоподобной, подверглась бесовской порче, поражена пороками подобными неисцельной проказе. Она находится в рабстве и зависимости, скована цепями и оковами, связана по рукам и ногам пленницами страстей.
Путь к Царству Небесному путем борьбы с самим собой, с грехом и страстями, с дурными привычками, повторяем, – самый трудный из всех видов человеческой деятельности.
Человек здесь сражается как бы на три фронта:
1) с собственными слабостями и как будто неодолимыми привычками и зависимостями;
2) с тем, что для отвлечения от Единого на потребу и поддержания греховных склонностей предлагает и как бы насильственно, агрессивно навязывает общество грешников (зрелища, пресса, новейшие информационные технологии и всё устроение общественной жизни);
3) с невидимым врагом – древним змием, у которого многотысячелетний возраст и сверхчеловеческая мудрость и опытность и перед которым без помощи Божией человек бессилен и беспомощен.
Еще мудрецы Древнего Востока знали о неимоверной трудности борьбы с самим собой. Об этом свидетельствуют дошедшие до нас их афоризмы:
«Если некто в битве тысячу раз победил тысячу людей, а другой победил себя одного, то именно этот другой – величайший победитель в битве» (Будда).
«Побеждающий людей силен. Побеждающий себя могуществен» (Лао-цзы).
«Сдерживающий гнев больше берущего приступом город» (Соломон).
А мы, христиане, знаем, что без Бога мы и не можем победить себя. Порвать путы пленивших нас привычек и зависимостей от различных укоренившихся страстей, подогреваемых порочным окружающим нас миром и невидимым искусным врагом, – древним змием, который намного умнее и сильнее нас, если мы остаемся наедине с ним и миром, без помощи всемогущего Бога.
С другой стороны, мы все сможем сделать, если Господь придет на помощь. По слову апостола Павла – «все могу о укрепляющем мя Иисусе» (Фил. 4:13).
Даже само имя Божие, по словам наших святых учителей – непобедимое оружие в этой самой тяжелой из битв, которую человек вынужден вести на земле до гробовой доски.
«Именем Господним бей ратников. Нет сильнее оружия ни на земле, ни на небе», – писал Иоанн Лествичник.
Имя Божие содержится в Иисусовой молитве. Как сказал в проповеди один батюшка, воин обязан постоянно упражняться, чтобы довести владение оружием до совершенства. И это приобретенное постоянным упражнением мастерство может пригодиться ему только для одной атаки. Так и христианин должен непрестанно упражняться, чтобы довести до совершенства владение своим оружием – молитвой. И это приобретенное непрестанным упражнением мастерство тоже пригодится ему только для одной атаки – в момент смерти. И тогда может быть взят приступом вожделенный город – Небесный Иерусалим… Который, как написано, «силою берется».
Ибо Господь говорит: «В чем застану (в момент смерти), в том и сужу». А молитва Иисусова как раз и позволяет удобнее всего исполнить заповедь «возлюби Бога всем сердцем, всею душою, всем помышлением, всею крепостию» (Мк. 12:28). Т.е. всеми душевными силами, не отвлекаясь вниманием ни на что внешнее. И путем такого сосредоточения на «Едином на потребу» еще на земле стяжать «Царствие Небесное внутрь нас» (Лк. 17:21). Достичь единения с Богом, высшую степень которого Господь Иисус показал апостолам на горе Фавор; а преподобный Серафим – своему ученику Мотовилову…
Эта невидимая брань действительно превосходит своей трудностью все виды боевого искусства. Она труднее восточных единоборств и превосходит науку, которую изучают в военных академиях.
На обычном поле брани можно однажды совершить героический поступок, например, закрыть амбразуру своим телом, и ты уже герой. В то же время воин невидимой духовной брани должен непрестанно бодрствовать и трезвиться, не допуская расслабления, которого ждет невидимый враг, всегда готовый им воспользоваться и внушить греховные помыслы, которые соответствуют наиболее уязвимым слабостям той или иной души. И эта брань непрерывна и продолжается до гробовой доски – это «вечный бой, покой нам только снится»…
В первые века христианства люди сами активно шли на эти труды и подвиги, подвергали себя всем превратностям и скорбям пустыни и отсутствию элементарных удобств, предоставляемых обществом. В последние времена люди в меньшей степени оказались готовы к трудам и усилиям, к тому, чтобы обходиться без удобств и комфорта, без медицинской скорой помощи, стали в большей степени зависеть от общества.
Поэтому на тех, кто в эти последние времена ищет спасения души, обрушились скорби – и не просто заурядные неудобства, но именно лютые скорби советских концлагерей с их нечеловеческими условиями жизни. И молитвенный вопль к Небу, как единственный выход из этой полной ужасов безвыходности, достигал цели. Такие старцы, как архимандрит Иоанн (Крестьянкин), отец Никон (Воробьев), свидетельствуют, что в тюрьме молитва была сильнее. И происходило единение с Богом. Именно в этих экстремальных условиях, в этом пламени новой вавилонской печи вырабатывались праведники и молитвенники, достигавшие духовных высот.
И среди них архиепископ Иларион – не последний…
Многие заключенные из монашества сильно скорбели, признавая только за обычным монастырским укладом нормальный порядок духовной жизни, который содействует духовному совершенствованию насельников.
Владыка Иларион, напротив, был склонен рассматривать Соловки как посланные Богом промыслительные обстоятельства желающим спастися, которым вся споспешествуют во благое. Его веселила мысль, что Соловки – это школа добродетелей: нестяжания, кротости, смирения, воздержания, терпения, трудолюбия.
Однажды обокрали прибывшую в лагерь партию духовенства. Отцы сильно огорчились. Один из заключенных сказал им, что так их обучают нестяжанию. Владыка от этой шутки был в восторге. Сам он не заботился о собственных вещах, и если его просили, не задумываясь, отдавал все, что имел.
Оскорбления, унижения, которые не перестают сыпаться на голову заключенного, он воспринимал как подспорье для упражнения в заповеданном Богом незлобии и обретения способности исполнить заповедь о любви к врагам. И ему удалось достичь этого незлобия и благодушия, которое, казалось, простирается даже на саму советскую власть…
Однажды он спросил вновь прибывшего на Соловки батюшку о причине его заключения.
– Да вот, молебны служил у себя на квартире. И даже бывали исцеления.
– Что, и исцеления бывали? Сколько же вам дали?
– Три года.
– Три года за исцеления маловато. Советская власть не досмотрела.
То есть советская власть здесь рассматривается как бич Божий, бичующий гордыню и тщеславие христиан для помощи им на пути спасения…
Еще до своего заключения священномученик Иларион имел такую тесную духовную близость со святейшим Тихоном, что последний сделал его соавтором некоторых своих посланий к народу и властям. И он был солидарен со святейшим в его парадоксальной христианской позиции. Ведь именно во время братоубийственной бойни следует, прежде всего, соблюсти заповедь о любви к врагам.
Причастность к Божественной любви, исполнение евангельской заповеди о любви к врагам у священномученика Илариона выразились не на словах, а на деле, в частности, в том, что он однажды во главе небольшой группы вольнонаемных, бывших насельников Соловецкой обители, пошел на верную смерть. Чтобы спасти от верной смерти терпевшего бедствие в Белом море чекиста, отличавшегося феноменальным зверством по отношению к узникам Соловецких лагерей. Чтобы не погибла душа человеческая, находившаяся в страшном бесовском помрачении, но имела еще возможность покаяться. В глазах свидетелей этого поступка, которые были старожилами Соловков, было подлинным чудом, что в результате и спасенный, и спасатели остались в живых.
Спасение священномучеником Иларионом (Троицким) чекиста Сухова, начальника охраны Соловецкого лагеря
После этого спасенный чекист, проходя однажды мимо распятия, в которое он совсем еще недавно выстрелил из револьвера, на этот раз снял фуражку и перекрестился…
Осуществляя заповедь апостола «всегда радуйтеся, за все благодарите» (1 Сол. 5:16), большой, сильный, жизнерадостный, всегда благодарящий Господа, он на всех готов был излить свою духовную радость.
Никого из «малых сих» не презирал и даже с представителями «шпаны» разговаривал на равных, интересуясь подробностями их «профессий» и «мастерства»…
Прекрасно зная богослужебные тексты, которые были у него на устах во всех случаях скорбной лагерной жизни, он не унывал, но утешался и радовался.
Так, по свидетельству очевидца, занимаясь вместе с двумя епископами и несколькими священниками изготовлением рыболовных сетей и рыбной ловлей, любил говорить, перефразируя стихиры на Троицын день: «Вся подает Дух Святый: прежде рыбари Богословцы показа, а теперь наоборот – Богословцы рыбари показа». Так смирялся его дух с новым положением. Всё можно принимать во славу Божию.
19.01.2025