Оборванная Струна, или Мечта, за которую расстреливают
Моему прадеду Константину Николаевичу Луговскому, встретившему Февральскую революцию в кресле депутата царской еще Государственной Думы, дожить до нового этапа борьбы с врагами народа в 1937 году не довелось — он умер в 1934 году.
Однако к беде, чуть позже обрушившейся на его младшую дочь — Екатерину — он имел самое непосредственное отношение.
Мы продолжаем публиковать семейные истории журналиста и писателя Инессы Славутинской (1955-2006).
Я люблю тебя, булочник
Не имея возможности повлиять на выбор своей старшей дочери, моей бабушки Алисы (которая в силу революционного времени была отдана в жены матросу), свою младшую дочь — Екатерину — Константин Николаевич решил выдать замуж исключительно по своему выбору и разумению. Тем более что как ни старался он привыкнуть к «слабостям» своего первого зятя, как ни уговаривал свою старшую дочь, что семья — дело святое, Алиса, уличив в очередной раз своего супруга в измене, все же с ним развелась.
Замечу, что брошенный муж горевал не долго. А так как на сей раз тесть и теща были непримиримы и заняли сторону дочери, то решил окончательно порвать со своей московской жизнью и переехал в Питер, где всю свою нерастраченную страсть и энергию направил исключительно в производственное русло, возглавив один из городских трестов. Алиса, избавившись, наконец, от «кандалов», которые надела на нее революция в лице блудливого матроса, благополучно вышла замуж за вполне приличного и интеллигентного инженера, сумевшего заменить ее маленькому сыну отца.
Инженер Луговской с дочерью Алисой
Так или иначе, но больше разводов в своей семье мой прадед видеть не желал, справедливо полагая, что всему виной партийная принадлежность его бывшего зятя. А потому он окончательно решил для себя, что будущий муж его младшей дочери к большевистской партии не должен иметь никакого касательства.
Замечу, что к тому времени сердце Катюши уже было занято заведующим булочной. Человеком он был во всем подходящим, если бы не партбилет. Наличие этого документа у влюбленного булочника явилось непреодолимым препятствием на пути к семейному счастью. Прадед как отрезал: «Больше в нашей семье «шибко партийных» не будет», решив вернуться к дореволюционной традиции сватовства. Так что для своей меньшенькой мужа — Якова Антоновича Крауклиса — Константин Николаевич выбрал сам, опираясь исключительно на народную мудрость «Стерпится — слюбится» и свой опыт (будущего зятя он знал еще по Польше). К тому же и последнее место жительства дяди Яши, как стали называть его в семье, было вполне подходящим — Петербург. Именно туда молодые уехали после венчания, и это должно было очень даже способствовать тому, чтобы Катюша окончательно выбросила своего усатого партийца-булочника из головы.
Владимирские ворота, Лубянка, Москва в нач. XX века. 3D реконструкция Семёна Расторгуева
Замечу, что младшая дочь, в отличие от старшей Алисы, девушкой была веселой, несколько легкомысленной и в жизни своей старалась «не заморачиваться», а потому потерю любимого перенесла весьма спокойно. В ногах у папеньки не валялась, а тот факт, что назначенный ей отцом супруг был значительно старше ее годами, также не приводил ее в смущение.
Кстати, эта легкость в восприятии житейских невзгод помогла Екатерине Константиновне дожить до глубокой старости.
Будучи уже почти слепой, она могла бодро бегать по своей даче, абсолютно не завися от своих родственников. Ее звонкий смех можно было слышать и в городской поликлинике, куда она изредка самостоятельно наезжала к врачам за рецептами.
Надо сказать, что питерские эскулапы восхищались ее жизнестойкостью, шутя называя «бабкой-петроградкой».
«Не болтай!»
Так или иначе, но на сей раз, выбрав жениха, прадед был вполне счастлив. Но как это бывает с людьми абсолютно в себе уверенными, его ждал очередной удар. Успев попривыкнуть к советскому времени, он напрочь забыл о том, что неплохо было бы познакомиться, как это было принято в старые добрые времена, с родственниками своего зятя.
О, если бы знал он, что старший брат дяди Яши — Павел Антонович — как раз состоял в этой проклятой партии еще с дореволюционного времени и даже прятал у себя будущего всенародного старосту Калинина! Так что вскоре после свадьбы его «молодой» зять также «пошел в коммунисты». Надо сказать, что делать ему там было абсолютно нечего. Дядя Яша любил играть на мандолине, кататься на велосипеде, а по вечерам, выпив рюмочку, вспоминать о своей малой родине — небольшом городке Струне, который к тому времени находился на территории буржуазной Польши. Слегка захмелев, он даже при товарищах по партии любил помечтать об этой самой Струне, не предполагая, что даже мечта может обернуться для него настоящей катастрофой.
В 1938 году в квартиру дяди Яши постучались. Сотрудники НКВД, предъявив ордер на обыск, всю ночь рылись в скромном семейном скарбе, пытаясь найти документы, уличающие Крауклиса в шпионаже — не зря же он мечтал о Струне.
Кстати, во время хрущевской оттепели семья узнала, что арестован и расстрелян он был как раз за свою мечту по доносу товарища по партии.
Екатерина и Яков Крауклисы за десять лет до ареста
Перевернув вверх дном нехитрые пожитки молодого партийца, опера насмерть перепугали не только жену «питерского мечтателя», но и двух его маленьких сыновей (старшему Вячеславу в ту пору исполнилось 6 лет, а младшему Юрию — годик). Наконец почти под утро, не найдя никаких вещдоков и обругав перепуганных малышей "щенками", борцы за чистоту партийных рядов удалились вместе с Яковом Антоновичем, который вместо любимой Струны оказался на нарах в Большом Доме — так до сих пор называют в Питере главный дом бывшего НКВД.
«Большой дом» в Ленинграде
Уходил он, как вспоминают в семье, с твердой уверенностью, что произошла ошибка и он обязательно скоро вернется. А заодно попросил жену обратиться за помощью к старшему брату, тому самому большевику, который к тому времени жил в Москве и занимал весьма важную должность, что-то вроде Чубайса в 90-х— был управляющим ВЭO (здание бывшего ВЭО и по сей день стоит в Лефортово).
Катюша, наспех собрав сыновей, бросилась в Москву. Однако старый партиец сам ждал ареста и помочь своему брату ничем не мог.
Вознесенский монастырь в Кремле, Москва в нач. XX века. 3D реконструкция Семёна Расторгуева
Незадолго до случившегося он побывал на приеме у своего старого «кореша» Калинина, который посоветовал ему покинуть столицу и отправиться председателем одного из кубанских колхозов. Смена места жительства помогла Павлу Антоновичу сохранить жизнь.
Кстати, Екатерина Константиновна, во избежание нежелательных последствий, также решила переменить адрес и, оставив малышей на попечение своей старшей сестры Алисы, срочно покинула златоглавую, сообщив, что даст знать о себе при первой возможности. Однако возможность эта не представлялась ей долгие десять лет.
Здравствуйте, я ваша тетя!
Репрессии поглотили отца Майи Плесецкой, а ее мать выживала в ссылке
Бытует мнение, что детей «врагов народа» почти всегда отдавали в специальные детские дома, и никто из родственников якобы даже не мог помочь этим несчастным крохам. Мою бабушку Алису такая явная неправда всегда возмущала. «Кто хотел взять своих маленьких родственников, тот мог их взять. Если же страх был сильнее долга, то тогда и нечего на зеркало пенять», — обычно говорила она.
Во всяком случае, знаменитая Майя Плесецкая после ареста родителей также воспитывалась в семье своего дяди Месерера
Маленькие Крауклисы обосновались в Москве и стали спокойно и сытно жить в доме своей тети. В семье тщательно скрывали арест их отца, и соседи вряд ли догадывались о приключившейся трагедии. Сын Алисы Витя, окончивший к тому времени десять классов, был призван в армию в погранвойска, на Дальний Восток. Она же оставалась с мужем, слепой матерью и питерскими племянниками.
Однако война внесла в ее жизнь свои коррективы. Муж эвакуировался с заводом в Павловск, а с введением карточной системы племянники Вячеслав и Юра должны были получить официальные документы.
Портрет Якова Крауклиса, выполненный его сыном Вячеславом. Таким шестилетний мальчик запомнил арестованного отца
Замечу, что моя бабушка к тому времени работала начальником отдела Министерства угольной промышленности и была членом всевозможных общественных организаций. В семье рассказывали, что еще до войны она в свободное от работы время участвовала в занятиях по гражданской обороне. А так как женщина она была весьма активная, то ее поставили командиром над здоровыми мужиками.
Однажды, когда ее группа спустилась в подвал с противогазами – здесь, согласно программе, должна была проводиться учебная газовая атака, Алиса — от раздирающего ее страха, еще до команды «газы» — рванула вверх по лестнице, увлекая за собой дюжих мужиков. Смеху было много, но командиром она осталась.
Итак, надев шляпу — моя бабушка никогда не носила платков — напудрив нос пудрой «Белый лебедь» и опрыскав себя духами «Красная Москва», она ринулась в НКВД. Ей обязательно надо было получить документ об опекунстве. В органах — так в народе называли чекистов — ей попытались объяснить, что детей надо отдать в детский дом, то есть, согласно ее разумению, — в приют. Однако она абсолютно искренне никак не могла понять, почему ее племянники при наличии живой тети обязательно должны отправиться в указанное заведение. Разговор был долгим: чекисты ей про детдом, а она им про «живую тетю». Похоже, что ее «упертость» и явное нежелание понять «сложность текущего момента» возымели свое действие, и в 1942 году долгожданное решение об опеке было получено. В нем было записано, что Мертышева Александра Константиновна назначена опекуном несовершеннолетних Юрия и Вячеслава Крауклисов, так как приходится им родной теткой.
Справка об опекунстве была самым дорогим документом для Алисы
Расстрельные деньги
Бабушка Алиса, несмотря на свою внешнюю изнеженность и некоторое даже барство — у нее еще с довоенного времени всегда были домработницы — в своей заботе о племянниках проявляла чудеса храбрости и изобретательности. Возглавив Совет жен фронтовиков, хотя ее собственный муж на фронте не был, она получала дополнительный продовольственный паек. Однако настоящие витамины, по ее мнению, крайне необходимые малышам, в пайке отсутствовали. Как-то раз, решив, что морковь вполне способна восполнить недостаток в скудном военном рационе ее племянников — у младшего начинались проблемы со зрением, Алиса решилась на поступок, о котором всегда вспоминала, краснея.
Услышав, что в одном из близлежащих подмосковных колхозов росла та самая витаминная морковка, она — зная, что по законам военного времени сажали даже за колоски - все же решила ее заполучить. Желание было сильнее страха. Но как только она вырвала несколько морковин и засунула их за чулочные резинки, ее... задержали. Но ненадолго. Вид надменной красавицы и ее неподдельное возмущение тем, что кто-то может допустить даже саму мысль, что такая женщина, как она, способна ковыряться в грязи ради какого-то овоща, охладили пыл охранников. Еще раз окинув взглядом городскую барыню, они не посмели подвергнуть ее процедуре обыска и, извинившись за доставленное беспокойство, отпустили на все четыре стороны. Больше на такие «подвиги» Алису не тянуло, она решила ограничиться продовольственным пайком.
После войны вернулась в Москву мать Крауклисов — Екатерина Константиновна. Получив с помощью сестры разрешение на возвращение в Ленинград, она, забрав детей, уехала в северную столицу, где поначалу ей выделили для жилья помещение, в котором раньше находилась уборная. С началом же хрущевской оттепели семья Крауклисов в качестве компенсации за расстрелянного отца и мужа получила квартиру в "хрущевке" в районе "Автово", дачный участок под Царским селом и небольшие деньги. Все эти материальные блага свалились на нее только потому, что Екатерина Константиновна, спешно покинув Ленинград, не написала заявление о том, что она отказывается от своего мужа.
Другим же семьям, не выдержавшим давления НКВД и отказавшимся от своих опальных родственников, не полагалась даже и этой малости.
Продолжение следует…
29.04.2025
