Гражданская война: история повторяется? Глеб Запальский

Чем современный военный конфликт на Украине отличается от гражданской войны 20-х годов прошлого столетия? И как избежать повторения подобных трагических событий в будущем?

Публикуем вторую часть беседы из цикла «Церковь в годы революции» с Глебом Михайловичем Запальским, кандидатом исторических наук, заместителем завкафедры истории Церкви исторического факультета МГУ им. М.В. Ломоносова.

Придворное духовенство и духовная дружба. Глеб Запальский

Анастасия Симонова

– Глеб Михайлович, скажите, пожалуйста, чем сегодняшняя ситуация отличается от ситуации гражданской войны 20-х годов прошлого века. Ведь и в том, и в другом случаях друг с другом воюют православные христиане?

– Если сравнивать таким образом, то действительно параллелей будет много. Гражданской войне предшествовала Первая мировая — внешний фактор. В нашей современной ситуации холодную войну также можно назвать внешним фактором. Накануне гражданской войны более 100 лет назад была революция. И события начала 90-х годов также можно воспринимать как революцию, крушение одной системы, советской, и построение принципиально иной. Плюс противостояние на национальных окраинах, которые были и 100 лет назад, и сейчас. И из этих противостояний, в частности, вырастает конфликт на Украине. 

Кстати, в 20-х годах прошлого века именно на Украине происходила значительная часть гражданской войны. Там мы видели и вмешательство внешних сил, Германия активно участвовала в этих событиях, и противостояние белых, красных, анархистов и прочих. 

То есть параллелей на самом деле много. Но есть и отличия, конечно. 

Важное отличие современной ситуации состоит в том, что между революцией и современной острой фазой гражданской войны прошло время, несколько десятилетий, за которые наша страна успела подготовиться к этому противостоянию и в военном отношении, и в экономическом.

Глеб Михайлович Запальский 

В 20-е годы прошлого столетия всё рухнуло одним моментом — произошла революция и практически сразу началась гражданская война. И никто, естественно, к этому не готовился, всё происходило стихийно. 

– Как врачуются травмы, нанесенные гражданской войной? Можете привести примеры из истории?

– Нам, наверное, ближе всего как раз примеры гражданской войны 100-летней давности. Если ее рассматривать как психологическую травму нашего общества, то, конечно, это тяжелейшая рана, которая очень долго омрачала жизнь нашего народа. Как она врачевалась? Определенные события, скажем так, постепенно ее сглаживали. 

Так, Великая Отечественная война заставила многих белогвардейцев почувствовать себя на одной стороне с теми, кто защищал Россию от немцев. 

После крушения советской власти стало ясно, что в России уже не правят большевики, и это тоже способствовало залечиванию многих травм. Произошло, например, воссоединение Русской Православной Церкви с зарубежной Церковью, это тоже очень важное событие на пути нашего примирения. 

Мне кажется, важный индикатор — когда появляются памятники гражданской войны, но не отдельно белым и красным, как это было раньше, а пытающиеся объединить и тех, и других. Например, в Севастополе появилась очень интересная композиция, где образ России представлен в виде женщины, вместе с ней — два брата, один красноармеец, другой белогвардеец, памятник увековечивает их обоих и саму трагедию гражданской войны. 

Или, например, в Иркутске поставили памятник Колчаку, на постаменте которого изображены опять же два представителя противоборствующих лагерей, скрестившие винтовки. 

Памятник Колчаку в Иркутске 

Но при этом мы видим и сейчас, что вокруг, например, наследия того же Колчака все-таки не всё еще примирилось, не все споры закончились. В Петербурге, например, поставили памятную доску Колчаку, а потом некоторые движения выступили против и добились ее демонтажа. Инициативные группы подавали в суд прошение о реабилитации Колчака, а суд в этом отказал. То есть не все вопросы еще решены. 

И сейчас нельзя сказать, что все мы уже пережили эту гражданскую войну столетней давности, залечили все травмы. Но многое уже залечено. 

Вы спрашивали, что помогает залечить эти травмы? Приходится сказать, что помогают другие революции и войны, то есть такие кровавые события, когда прежние участники той гражданской войны или их потомки оказываются у какой-то линии вместе, на одной стороне. Хотя это, конечно, не самое приятное средство.

– Насколько сегодняшняя власть в Киеве, которая теперь воюет уже с Украинской Православной Церковью, напоминает большевиков? Как вы думаете, выселение монахов из Киево-Печерской Лавры изменит настроение в обществе?

– Сейчас сравнивают разные силы с фашистами, с Гитлером или их же с большевиками. Конечно, прямые аналогии для истории неуместны. 

Понятно, что по идеологии украинская власть ничего общего с большевиками не имеет, они сами объявили о десоветизации, для них большевики — идеологические враги. Но если говорить о большевиках в том смысле, что это пример идеократии, власти одной идеи, которая подавляет все остальные, то нечто похожее мы на Украине сегодня действительно видим. Только идея совершенно иная — националистическая. 

Эта идея построена, в общем-то, во многом на ненависти. То есть это не столько национальное самосознание, национальная самобытность, сколько противостояние другим, прежде всего русским. Эта идея безусловна, то есть ее нельзя оспаривать. При этом, например, лица, которые олицетворяют эту идею, — те же Бандера, Петлюра — вовсе не объединяют всю нацию. 

То есть больше половины людей на Украине в глубине души, я думаю, не считают их своими героями. Но их навязывают как абсолютных героев, в достоинствах которых нельзя усомниться. И это уже черта идеократии.

Плюс происходит борьба со своим прошлым. Война с памятниками, с названиями городов, улиц и так далее. Это то, чем занимались большевики. У них тоже практически сразу все началось с переименований, с крушений памятников и так далее. 

И я могу сказать прямо как историк, что те силы, которые устраивают войну со своим прошлым, не имеют будущего. 

Даже советская власть при всем ее негативном отношении к Церкви, когда началась большая война, решила, что сейчас не время бороться с религией. Наоборот, надо как-то всех сплотить, и даже начала возвращать Церкви то, что у нее было отнято: храмы, монастыри, духовные школы. 

 Благословение воинов во время Великой Отечественной войны

Украинские власти настолько враждебно относятся к Украинской Православной Церкви, что даже не чувствуют, что во время войны не стоит бороться с верующими. То есть они противостоят огромной части своего населения, которое является прихожанами этой Церкви. Это, мягко говоря, неумно. Борьба с русским языком, борьба с Церковью действуют только против власти, и это очевидно. 

Конечно, трудно представить себе, что люди, которые сейчас стоят у Киево-Печерской лавры, завтра возьмут в руки оружие и пойдут свергать режим Зеленского. Я сомневаюсь, что это противостояние будет иметь какие-то прямые последствия. Но подобными действиями власть заставляет очень большое число людей думать, что главный их враг не за линией фронта, а внутри. По-моему, это очевидно. 

– Многие считают, что за любой войной и революцией стоит религиозное противостояние, тот или иной раскол. В широком смысле — отступление народов от Бога. Как писал святитель Николай Сербский, война человека против Бога оборачивается войной человека против человека. Согласны ли вы с этим?

– Не стану спорить со святителем. Благоразумнее с ним согласиться. И если говорить о революции, то, безусловно, можно обращаться не только к деятелям Церкви, но и, например, к русской художественной литературе. Тема бунта, революции, бунтовщиков всегда переплеталась с бунтом против Творца. То есть люди, выступавшие против законной власти, неминуемо выступали против того, что дал Бог. 

Они выступали против Бога, против религии или искали какую-то новую, альтернативную религию. В этом смысле да, революция — это всегда религиозное противостояние. Война тоже затрагивает религиозные струны, но тут всё несколько сложнее. 

Безусловно, любая война возникает в результате отступления от божественных заповедей. Наверное, это очевидно, и на уровне отдельных людей, которые начинают враждовать между собой, и на уровне народов, государств. 

Но при этом война, с другой стороны, приводит к тому, что каждый человек оказывается в ситуации резко обостренного, кризисного выбора. И очень часто война открывает лучшие стороны человека, подталкивает его к самопожертвованию, к самоотречению, к служению другим людям вплоть до отдачи своей жизни. 

Война — это всегда трагедия. Но это еще и такая встряска, которая делает людей, по крайней мере некоторых, лучше.

– В результате гражданской войны произошло разделение Церкви на РПЦ и РПЦЗ. Этот раскол был болезненным, и многие считают, что он не преодолен до конца до сих пор. На протяжении долгого времени зарубежная Церковь относилась к РПЦ как к «советской», как к Церкви, находящейся под контролем власти. Нет ли опасности, что сегодня зарубежная Церковь будет опять воспринимать РПЦ как Церковь режима?

– Действительно, воссоединение РПЦ и РПЦЗ в 2007 году было неполным. Были, так сказать, осколки, отдельные епархии, приходы, епископы, которые не воссоединились, и в итоге они образовали отдельные юрисдикции. Кроме того, не стоит забывать, что совсем недавно, несколько лет назад, к нашей Церкви присоединилась еще и группа, которую мы раньше называли Русский экзархат Константинопольского Патриарха, это еще одна важная часть эмиграции, в основном из Франции. И современные события, конечно, обостряют эти связи, отношения. 

На многие политические проблемы люди, в том числе русские, живущие в других странах, смотрят иначе, чем в России. Некоторым из них действительно видится неправильная роль нашей Церкви. Но всем нельзя угодить. С другой стороны, очевидно, что в эмиграции есть люди, которые, наоборот, всецело на стороне России.

Русская Церковь, если говорить о ее священноначалии, Святейшем Патриархе Кирилле, старается занимать сейчас довольно умеренную позицию, молиться о прекращении брани, залечивании нанесенных травм. Священноначалие и не может занимать иную позицию, тем более что Русская Церковь, по сути, присутствует и в России, и на Украине, она по обе стороны конфликта. 

И порой иерархи не могут высказывать свою личную политическую позицию, а должны выступать именно как мудрое священноначалие. Такая позиция вряд ли приведет к расколам с зарубежными иерархами. Притом что, повторюсь, у каждого из них есть своя политическая позиция, и я уверен, что они разные.

– И последний вопрос: что, на ваш взгляд как историка, необходимо современному обществу, народам России, для того, чтобы у нас был мир и не было революций?

– Я думаю, тут лучше не ко мне обратиться, а, например, к Евангелию. Там всё сказано гораздо лучше, чем я формулирую. 

Если следовать евангельским заповедям, то не будет войн и революций, и даже между отдельными людьми не станет возникать личных противостояний. 

Сейчас иногда говорят, что война — это что-то устаревшее, инструмент из XIX–XX веков, дескать, цивилизованный мир уже давно это преодолел. Но если раскрыть глаза, мы обнаружим, что нет ни одного года вплоть до самых последних, когда где-то не шла бы война. И все государства в войнах участвуют. 

Поэтому, как ни печально осознавать, но никакие лекарства эту болезнь предотвратить не могут. Хотя и на войне человек волен совершать нравственные поступки и сокращать пространство зла.