Забытое сословие. «Чем вы, гости, торг ведете?»

В современной, сияющей, набитой инновациями Москве мы даже не задумываемся о том, что это город-то на самом деле… купеческий!

Москва всегда была деловым центром империи. Петербург стал чиновничьей столицей, Москва – бизнесовой. И это наложило свою печать и на топографию города, и на его нравы. И даже на его кухню! Потому что лучшие трактиры были купеческие, и оттуда пошли знаменитые молочные поросята, и кулебяка в четыре угла, и все остальное. Тот купеческий город и сейчас с нами, достаточно вспомнить Третьяковскую галерею, подаренную нам Павлом Третьяковым, или Елисеевский магазин, Сандуновские бани, Московский водопровод и Алексеевскую насосную станцию. Перечислять, что сделали московские купцы для Златоглавой, можно долго.

Вера Михайловна Бокова

О том, как купеческое сословие формировало Москву, нам рассказала Вера Михайловна Бокова, историк, руководитель секции Государственного исторического музея, автор многочисленных книг, в том числе «Повседневная жизнь в Москве в XIX веке».

– История столицы тесно связана с историей московского купечества. А с какими именно семьями?

– Таких было много. И надо понимать, что купцы XVIII века и купцы XIX – начала XX – это, что называется, две большие разницы. В XVIII веке – это старые, еще допетровские купеческие роды, которые берут начало из княжеских дружинников, то есть людей достаточно знатных. Те, кто занимались внешней торговлей, назывались «гостями»…

Толкучий рынок в Москве, П.П. Верещагин

– «С кем вы, гости, торг ведете и куда теперь плывете?»

– Совершенно верно. А внутренней торговлей занимались посадские люди. Только они имели право торговать в городах. Соответственно, это были тоже достаточно высокопоставленные персоны, многие из них были очень богаты. Многие впоследствии стали дворянами. Эта возможность была им предоставлена за заслуги перед Отечеством. Те же самые, допустим, Строгановы сначала стали баронами, потом графами.

– А аристократы Строгановы вышли из купцов?

– Да, это очень старый купеческий род. Строгановы финансировали покорение Сибири. Демидовы выдвинулись при Петре и тоже со временем превратились в дворян. Если вспоминать знаменитые старинные купеческие роды в Москве, то это и Гусятниковы, которые разбогатели на винных откупах. И Милютины, память о которых осталась в Милютинском переулке рядом с Мясницкой улицей. Из этого рода вышли потом известные деятели, к примеру, военный министр Милютин. Это Вешняковы, Найденовы, Баташовы. О последних напоминает роскошный Баташовский дворец на Большой Радищевской улице в Москве. Ну, были купцы, конечно, помельче, которые менее известны. Обычно купеческий род держался не более трех поколений, а через 50-70 лет хирел.

– Почему?

– Чаще всего это было следствием патриархального устройства купечества. Очень сильна была внутрисемейная вертикаль власти. Это лишало младших отпрысков инициативы. Что тятенька скажет, то они и делали. Своей воли не имели, из тятенькиных рук не выходили, каждой копейкой от него зависели. Ну, и когда тятенька, в конце концов, уходил, то молодежь часто пускалась во все тяжкие.

– А какими же были московские купцы в XIX веке?

– К XIX веку старого купечества почти не осталось. Очень многие перешли в дворяне или разорялись.

Новое купечество – это были выходцы из крестьян.

На протяжении большей части XVIII века крестьянству можно было торговать только у себя в деревнях. А вот в екатерининское царствование крестьянам разрешили вести торговлю в городах. И с конца XVIII века стали появляться сначала мелкие торговцы, а потом все более крупные. Сначала они брали товары у кустарей, затем стали проявлять инициативу и производить эти товары. Потом эти кустарные производства превратились в фабрики. Так появилось новое купечество крестьянского происхождения.

Но если купец XVIII века – это персона, у него дворцы, он часто роднится с аристократией (скажем, мать княгини Дашковой была купчиха по рождению, а отец ее был вторым лицом в государстве), то крестьяне ни ступить, ни молвить не умеют. Да и выглядят совсем не аристократично. И отношение к ним было довольно-таки презрительное. Настоящий расцвет этих новых родов, которые пришли в Москву в XIX веке, начался после 1812 года и московского пожара. Тогда старое купечество окончательно разорилось, потеряло дома, склады, дела свои. И им на смену пришли торговые мужики, так они себя поначалу называли. Вот из них и вышли известные нам Морозовы, Мамонтовы, Алексеевы, Рябушинские, Бахрушины, Боткины, Хлудовы, Мазурины и множество других. Алексеевы и Морозовы были уроженцы Гуслиц, это знаменитое старообрядческое село под Егорьевском. Приходили в столицу люди из Ярославля, Бронниц, Серпухова, из подмосковных пригородных мест.

Московские купцы, чаепитие. Фото кон. XIX в.

– А почему купцы все-таки выбрали для себя Москву, а не столицу – Питер?

– Москва всегда оставалась центром торговых путей. Отсюда можно было доехать куда угодно. Здесь делались все дела, находилась вся бизнес-инфраструктура, оптовые рынки. В Петербурге в то время не строились предприятия, рынки были не оптовые, а для массовой публики. Не то что Москва – коренной, старинный, торговый город.

– Деловой центр... И какой бизнес шел здесь всего лучше?

– Московская промышленность была в первую очередь легкой. Здесь нуждались в товарах массового спроса. Причем именно в простонародных товарах, потому что аристократия предпочитала заграничные изделия…

– С тех пор ничего не изменилось.

– Ну, естественно. У нас всегда репутация заграничного товара была выше, даже если он и плохонький. Кстати, отечественные товары очень часто выдавали за заграничные, потому что по качеству они ничем не уступали, но лейбл нужен был обязательно иностранный.

В Москве развивалась текстильная промышленность. Ну, скажем, Алексеевы (Константин Станиславский, как знаем, из этого рода) были златоканительщики. Они делали материал для парчи, церковных облачений. Со временем, когда изменился спрос, им пришлось переключиться на электропровода. Бывший завод Алексеевых, нынешний «Электропровод», находится на станции метро «Электрозаводская». Довольно много было кожевников в Москве. Среди них тот же Бахрушин, которому мы обязаны Театральным музеем. Развивалась пищевая промышленность. В первую очередь Абрикосовых, наверное, надо вспомнить. Нынешняя фабрика «Бабаевская» – это их бывшее предприятие, абрикосовские конфеты считались самыми лучшими. Были Елисеевы, Филипповы. Можно вспомнить еще знаменитый булочный род Савостьянова, который имел огромное количество магазинов по всей Москве.

– Легендарные московские сайки!

– Совершенно верно. Кстати, пекли их на соломе, поэтому с изнанки там всегда были соломинки. А потом и в Петербурге стали такие же сайки печь. Тогда же в Москве зарождается и система сетевой торговли.

Уличный рынок, Евграф Сорокин, 1864

– Кто же этим занимался?

– Это были знаменитые молочные Чичкина. Они и оформлялись одинаково, и ассортимент был один и тот же и свежайший. Тогда же в Москве появились гастрономы с широким ассортиментом – с отделом фруктов, бакалеи, кондитерских изделий...

– Вы о Елисеевском?

– Нет, первые Андреевы были. Их гигантский гастроном находился на нынешней Тверской площади и вызывал общее изумление. Но гастрономы – это не наше ноу-хау было, идея носилась в воздухе, такие гастрономы тогда по всему миру открывались.

– Какие нравы были тогда в московском бизнесе? Насколько ожесточенной была конкуренция?

– Конкуренция была, безусловно. Но долгое время, вообще русские промышленники и купцы отличалась патриархальностью. Они были очень набожные и старались жить по совести.

Считалось, что только дело, которое честно ведется, и честно нажитый капитал приносят пользу и от них будет благо.

А.А. Бахрушин с женой

Поэтому конкуренция была, но довольно наивная.

Вот пример: один из Бахрушиных, приехав в Нижний Новгород, узнал, что продается большая партия кожевенного товара, которая была ему нужна. Серьезный конкурент у него был один, гостиница, где купцы останавливались, на весь город тоже одна. Он ночью вышел из номера и спрятал у конкурента сапоги, которые были выставлены для чистки. Утром начался скандал на всю гостиницу, а Бахрушин, потихонечку подбросив сапоги, отправился и купил партию товара.

Аферы в деловой сфере у нас начинаются только в послереформенное время, то есть в конце XIX века. И прежде всего в банковской сфере, которую настоящие русские купцы никогда не любили. Не любили по очень простой причине: в Писании указано, что деньги в рост отдавать – грех. Поэтому купцы очень долго пользовались наличными деньгами.

Банк для русского купца долгое время был вещью экзотической. Все хранилось исключительно в сундуках.

– Кэш!

– Да. И когда нужно было заплатить большие деньги, а их на руках не было, то могли поверить на честное купеческое слово. Устоявшиеся купеческие фирмы своих партнеров не обманывали.

Московские купцы с картин Б.М. Кустодиева

– Вот о «честном купеческом» – это миф или правда?

– Это способ ведения дела. И другого не было. В те времена больших денег с собой не возили. На дорогах работали специальные разбойничьи банды, и купцов грабили вплоть до 60-х годов XIX века. Вот приезжает, допустим, какой-нибудь Морозов в другой город, ему там требуется большая сумма денег. Он ищет знакомых. Те знают, кто он такой есть, и немедленно отпускают ему в долг. Даже без расписки. А когда сами приезжают в Москву, то сумма возвращается, и все довольны.

Не было, конечно, никаких процентов, потому что это считалось большим грехом.

И когда появляются первые банкиры, то к ним отношение как к париям. Это отдельная порода дельцов, с которыми честный купец долго отказывался вообще контактировать. И они, кстати, и вхожи не были в среду купечества, то есть промышленников и торговцев.

– То есть верхний социальный слой – промышленник, потом торговцы, а банкиры шли уже за ними?

– Да, и чаще всего это были не русские банкиры, а иностранцы.

– Какое ж доверие иностранцам, понятное дело…

– Потом уже с течением времени ситуация стала меняться. Стали возникать как грибы банки. Начались различные аферы, в том числе финансовые пирамиды и мухлевание с ценными бумагами. Но купцы редко с этим были связаны...

– Какие районы Москвы мы можем назвать исторически купеческими? Где они селились?

– По-разному. Скажем, до сих пор сохранился дом XVII века купца Аверкия Кириллова на Берсеневской набережной. Он был как раз из «гостей». Богач, отлично разбирался в коммерции, был думным дьяком, и первые Романовы охотно с ним консультировались. Это район напротив Кремля, очень престижный.

Сугубо торговый район был Китай-город, в Теплых рядах в Гостином дворе. Там располагались амбары, и торговые фирмы предоставляли оптовым покупателям все необходимые услуги. Балчуг тоже был районом со складами и амбарами, лавками, торговыми рядами. В Замоскворечье до 1812 года находились дома тех дворян, которые приезжали в Москву только на зимний сезон. Но район полностью выгорел в 1812 году, и его заселили торговые мужики. Купцы, у которых было производство, чаще селились на окраинах города. Например, в районе Гончарной слободы. И к центру близко, но в то же время на окраине. Популярна была Преображенка, Сокольники, Пресня, где было Прохоровское предприятие (она же бывшая «Трехгорка»). Предприятия располагались даже вдоль Остоженки, там был целый комплекс небольших фабрик. Бутырка, Таганка. Обычно владелец жил тут же на фабрике. И если сегодня пройтись по старым предприятиям, то можно увидеть рядом и барский дом, и склады, и контору, и всевозможные бараки для рабочих, и цеха. Все, что было необходимо для производства, находилось под боком.

Панорама Замоскворечья со стороны Кремля. Д. Индейцев, акварель, около 1850 года  

– То есть даже лошадь была не нужна, чтобы доехать до работы.

– Да, из окошка можно присматривать за тем, как там и что грузят или что-то делают.

– Мы знаем метро «Алексеевская», там же находится Алексеевская больница, которую строили Алексеевы, там же водопровод с Алексеевскими водонапорными башнями… Возникает мысль, что вот эта часть Москвы как бы патронировалась Алексеевыми… Была ли Москва разделена на «сферы влияния» купцов?

– Нет, здесь другая причина. Дело в том, что Алексеевы, как и Морозовы, были старообрядцы, а те предпочитали селиться рядом с местом, где у них молельня. Скажем, район Рогожской слободы – это на большой дороге, которая вела как раз в сторону Егорьевска, в село Гуслицы, из которого были родом Морозовы, Алексеевы, Рябушинские и целый ряд других старообрядцев. Тогда этот район был окраиной города, и старообрядцам никто тут не мешал молиться так, как у них принято. А вообще-то старообрядцев тогда за веру преследовали. Были большие неприятности, если их заставали за молениями. Поэтому все было тайно. Говорят, что в Алексеевской слободе в те годы было даже ощущение тайны, скрытой каждым домом. Окна там обязательно закрывались изнутри соломенными плетенками – они свет пропускают, а снаружи не было видно, что внутри дома делается.

– Была ли у купцов своя деловая этика? Ну, не считая «честного купеческого», о котором мы уже сказали.

– Что в первую очередь отличало купечество? Уважение и любовь к труду.

Купец должен был работать от шести утра до двенадцати ночи, дело было всегда на первом месте. Ради дела отказывались от любых удовольствий.

До 70-х годов XIX века купец обязательно должен был знать ремесло, которое лежало в основе его бизнеса. Купеческие отпрыски начинали на фабрике у отца с нижних должностей. И должны были пусть не идеально, но овладеть профессией. Это обеспечивало уважение рабочих.

Очень важно – деловое чутье. Далее – воля. Нельзя было пасовать перед проблемами, впадать в панику, когда дела идут плохо. А наоборот – чувствовать развитие процесса, стараться каким-то образом к нему подладиться. А если есть потеря, то принять ее стоически. Вот вам пример. У одного из Морозовых сгорел дом при фабрике, фабрика тоже пострадала. В общем, огромный урон. Жена присылает ему гонца на лошади, тот так торопился, что по дороге загнал лошадь. И Морозов, прочитав письмо, сказал: «Ну дом сгорел – это Божья воля, а вот зачем ты, сволочь такая, лошадь загнал?» Такой была его реакция. Бог дал – Бог взял. И наше от нас не уйдет. Среди других качеств, определяющих психотип купца, безусловно, расчетливость. Именно поэтому долгое время не поощрялась излишняя роскошь, а та, которая была, демонстрировала состояние, насколько ты богат, а не глупость и амбиции. Как правило, вывеской богатства становилась жена. На ней были всегда драгоценности.

– А как жен выбирали?

– Обычно брак в купеческой среде заключался очень рано, а жен выбирали родители.

Как только видят, что молодой человек начинает куролесить, то сразу ему старались жену найти, причем найти именно капитал. Все прочее – это были уже привходящие качества. Если девка при этом еще и недурна собой, то хорошо. Обычно отец вызывал сына и говорил: «Вот, Иванушка, завтра будет гулянье. Мариванна с дочерьми поедет. Ты посмотри, чтоб обязательно кто-нибудь понравился». Ну, сын шел, смотрел, потом возвращался, напивался, к утру трезвел и вызывался к отцу. «Как, был?» – «Был». – «Видел?» – «Видел». – «Ну, хорошо, а через месяцок и свадебку сыграем».

Молодые купеческие пары часто довольно бурно проводили молодость. Жены начинали проверять, где именно пределы их могущества в семье, насколько муж податлив и можно ли свою волю проявлять. Сопровождалось это скандалами, бывало, и он ее и за косу дирал, и она его сковородкой лупила. Разъезжались и съезжались. Но проходило какое-то время, и молодые притирались и потом жили душа в душу. Причем очень часто даже умирали друг за другом, не в силах пережить разлуки с любимым человеком. Это очень свойственно было купеческой среде, где старики были прямо не разлей вода, как два голубка.

– А вот Александр Николаевич Островский, который столько пьес написал о купцах, довольно иронично к ним относился. От кого бы еще мы узнали о домашнем самодурстве купцов?

– Ну, немножко посамодурствовать любой купец, даже и очень цивилизованный, всегда себе позволял. Бизнес – это же нервное, рискованное дело. Известно, что, к примеру, Алексей Бахрушин мог дома закатить скандал на пустом месте из-за обеда. Ему жена обед подает: «Вот, Алеша, покушай супу». – «Не хочу я этого супу, я вижу, что он плохо приготовлен и невкусный». – «Ну, ты попробуй». – «Я вижу, что он невкусный». И на этой почве разыгрывался скандал, он срывал с себя салфетку, демонстративно бросал ее на стол.

То же самое касалось, скажем, знаменитого Остроухова. Он был купец по происхождению, но и директор Третьяковской галереи, сам весьма недурной художник. Так вот он тоже постоянно с женой в публичных местах вопли устраивал. Жена у него была женщина на редкость флегматичная, выдерживала сцены совершенно стоически. Это был такой театр для окружающих.

– Вы говорите, что отношение к купцам в обществе долгое время было достаточно… высокомерное. Когда же стало понятно, что за купечеством сила?

– В конце 50-х годов в Москве произошла необыкновенная история. Случилась она на праздничных коронационных мероприятиях Александра II. Городским головой в Москве был Михаил Леонтьевич Королев, известный обувщик. Обувь его считалась лучшей в России, и даже лучше, чем французская, носить королевские ботинки – это шик был. Сам он был уже пожилой человек, очень уважаемый в купеческой среде. Царь, зная, что он – городской голова, человек известный, подозвал его к себе и спросил: «Как твоя фамилия?» А тот понял, что речь идет о его семье. И сказал: «Благодарю вас, Ваше Величество, все благополучно, только хозяйка моя малость занедужила». Стало ясно, что они немножко друг друга не поняли, и Александр сказал: «Ну, кланяйся своей хозяйке и передай, что я с моей хозяйкой приеду к вам в гости чаю попить».

Ярмарка на масляной неделе, В. Нагорнов

И вот это был первый случай за весь XIX век, когда царь снизошел до купца. Конечно же, к Королеву на нынешнюю улицу Бахрушина, где он жил, набилось все московское купечество, занимавшее высокое положение. И приехал государь с императрицей Марией Александровной. И она сидела в купеческой гостиной, а хозяйка трясущимися руками наливала ей чай из самовара. А мужчины в это время беседовали о судьбах российской промышленности и о том, что необходимо обратить внимание государства на отечественного производителя.

И это был первый случай, который показал: новое время – это будет время купеческое.

Купцы и так уже в Москве занимали немалые должности, принимали участие в городском самоуправлении, потому что там всегда требовались деньги. А с кого взять, как не с купцов? А тут это вышло уже на государственный уровень. Стало понятно, что время изменилось. Что будущее – за купцами. Что детям надо давать не только профессиональное образование, но учить их в университетах…

 – Раз уж заговорили о том, что многое в Москве было сделано именно на купеческие деньги, давайте скажем – что и где.

– Ну, скажем, Морозовы… Тургеневская библиотека до сих пор существует и носит имя ее основательницы Варвары Морозовой, урожденной Хлудовой. Варвара Морозова была сирота, ее мать очень рано умерла от рака, и в память о матери она основала раковую клинику, которая до сих пор существует на Девичьем поле. Все Девичье поле, все университетские клиники, которые там возникли, были построены купечеством. Но Морозова в этом отношении особенно отличалась. Муж у нее умер от психического расстройства. И она построила психиатрическую клинику. Тоже до сих пор существует.

Брат Варвары Морозовой, Михаил Хлудов, когда погиб его маленький сын, отказал большие деньги в пользу детской больницы. Она тоже существует до сих пор. Психиатрическую больницу основал Николай Алексеев, представитель еще одного замечательного рода. Было построено огромное число различных учебных заведений. Многие из них до сих пор работают.

– То есть вкладывались в образование…

– Да. Особенно в ремесленные, торговые, коммерческие школы. Понимали, что из образованного человека получается лучший работник, чем из необразованного. Одновременно создавали всевозможные учреждения для рабочих и для вообще низов общества: дома с дешевыми или даже бесплатными квартирами, богадельни для стариков. Тут надо сказать, что помощь старикам вообще всегда культивировалась в купеческой среде. И редкая семья обходилась без нескольких призреваемых.

Ну, а помимо перечисленного были, конечно же, коллекции, которые купцы как меценаты дарили городу. Очень много было купеческих музеев. Третьяковская галерея. Те же самые Морозовские музеи, Щукинский. Сейчас их собрания частью в ГМИИ им. Пушкина, частью в Историческом музее. А еще вспомним Пушкинскую библиотеку – это была первая в Москве доступная бесплатная библиотека, тоже на купеческие деньги строилась.

– Хотелось бы понять: все это делалось от широты душевной или все-таки были и прагматические соображения? Может, за меценатство давались какие-то преференции в бизнесе, давали почетное гражданство?

– Ну, скажем честно, случаи благотворительности часто были добровольно-принудительные. Власти заставляли. Особенно в этом отношении злоупотреблял генерал-губернатор Закревский.

– Как говорили у нас – надо делиться?

– У него жена была увлеченная благотворительница, то и дело затевала какие-то мероприятия в этом роде, и тут все купечество обкладывалось налогом. Хочешь не хочешь, но, чтобы не иметь неприятностей, плати. Доходило до того, что когда вызывали к Закревскому на ковер, то некоторые просто умирали от сердечного приступа. Благотворительными поборами грешил также генерал-губернатор Владимир Андреевич Долгорукий. 30 лет был во главе Москвы, и при нем это было устоявшейся системой.

– Ну, мы же можем только поблагодарить их за это!

– Мы-то да! Но купечество не очень этому радовалось. А что касается меценатства, то тут, как правило, все шло от души. И, кстати, не надо думать, что если человек занимался коллекционированием или театром, то он все бросал на свете. Он, как правило, оставался при деле. Как, например, Станиславский. Его златоканительная фабрика продолжала функционировать до революции. И он каждый день туда ездил, проводил совещания, усердно вел дела. Поэтому, кстати, никто не верил в то, что его театр – это действительно культурное мероприятие, а не затея зажравшегося купчишки, которому некуда деньги девать. Его в этом упрекал еще Немирович-Данченко. Дескать, Алексеев, человек некультурный, исключительно ради своей придури это все затеял. Любопытная деталь: Алексеев, то есть Станиславский, никогда на сцене купцов не играл. Не получалось у него. Он у Островского играл только дворян.

П.М. Третьяков, И. Репин 

Так что меценатство в первую очередь для себя делалось. Третьяков обожал живопись, художников, он покупал только то, что ему самому лично нравилось, а не потому что кто-то хвалил. Да, были такие, кому хотелось просто выпендриться, что называется. Это касалось, в частности, братьев Морозовых, которых все современники упрекали в том, что они ничего не смыслят в живописи. А потом оказалось, что это совершенно удивительное по полноте собрание. Вот во Франции недавно была грандиозная выставка, посвящённая коллекции братьев Морозовых, она прошла с большим успехом.

– А откуда такой точный художественный вкус у купцов? Как-то без кураторов обходились…

– Они учились, вырабатывалось чутье. А тем более это был момент для русской культуры переломный. Дворянство-то как заказчики, меценаты, сошло со сцены. В основном картины покупало купечество, оно же и заказывало. А без заказчика ведь живопись не может существовать. Благодаря купцам мы имеем национальную школу живописи.

– И смотрите, чем все закончилось. Купцы стали образованными, выучили детей в университетах, начали вкладываться в музеи и театры. А затем и в революцию.

– Ну, в революцию немногие вкладывали деньги. Кстати, по убеждениям большинство купцов были государственники и патриоты. Скажем, знаменитые братья Гучковы, текстильщики, основали партию 17 октября. Правую партию, достаточно консервативную. Выступали за конституционную монархию. Александр Иванович Гучков был главой октябристов, депутатом Думы, а потом, в 10-11-х годах даже стал председателем Государственной Думы. Кстати, Гучков принимал потом отречение Николая Второго.

А вот Савва Морозов давал деньги на революцию, его племянник Николай Шмидт в 1905-м году на баррикадах рядом со своими рабочими бился и потом в тюрьме погиб.

– Когда бизнес пошел в политику, они преследовали свои бизнес-интересы, или для них это был новый, неведомый мир, который давал такой сумасшедший адреналин?

– Ну, Савва Морозов – это, безусловно, второй случай. Ему, конечно, это щекотало нервы, он вообще человек был весь неоднозначный. А большинство стелили соломку. Считали, что рано или поздно революция произойдет, все к этому идет, значит, надо страховаться. Настроения в обществе были революционные, и, кстати, молодежь купеческая, которая уже поучилась в университетах, была этим очень заряжена.

Скажем, знаменитая Варвара Морозова, урожденная Хлудова, известная меценатка, благотворительница, была очень либеральна по своим взглядам. Финансировала либеральную газету, укрывала от полиции революционеров.

– Но революция похоронила это сословие…

– Революция не дала ему даже развиться по-настоящему, хотя там был, конечно, гигантский потенциал. После того как эти люди начали получать высшее образование, у них возникли совершенно другие возможности. Они получили больше влияния. Начинается процесс слияния русской аристократии и купечества. Особенно политическое движение этому способствовало. В той же кадетской партии на одной скамейке сидели и аристократы, и купцы, а до этого между ними пропасть была. Во время Первой мировой войны купцы очень хорошо себя зарекомендовали – и как поставщики на фронт военных припасов, и как общественные деятели, организаторы эвакуации, работы с беженцами, госпиталей, санитарных поездов. После революции судьба этих людей была большей частью трагична.

***

Известен анекдот, что знаменитый роман «Двенадцать стульев» был написан по реальным событиям. И якобы Киса Воробьянинов – на самом деле купец-миллиардер Стахеев, который вернулся из эмиграции в Советскую Россию за своими бриллиантами. Долгие годы над этим смеялись. Может, пришло время задуматься?

Беседовала Екатерина Данилова