Оправдание Вероники. Священник Александр Дьяченко о том, как увидел спящего Ангела

Продолжаем публикацию рассказа священника Александра Дьяченко «Искусство малых шагов», с которой он победил в конкурсе Издательского Совета Русской Православной Церкви «Новая библиотека» в номинации «Книга». 

Часть I. «Кто ты такой?» Вопрос, которым нам всем надо задавать себе

photo1696264036.jpeg
Священник Александр Дьяченко

Многие написанные мною истории начинаются с такой фразы: «Мне позвонила молодая женщина». Или: «У меня зазвонил телефон». Что делать, сегодня невозможно представить нашу жизнь без этого маленького черного прямоугольника в кармане. В нем связь со всем миром, со всеми близкими и друзьями. Добрые и недобрые вести тоже приходят к нам с его участием. Большая часть звонков священнику – от тех, кому в этот момент требуется помощь.

Вот и на этот раз в моем кармане зазвонил телефон. В трубке молодой женский голос, поприветствовав, задал мне вопрос:

– Отец Александр? Это Лиза. Вы должны меня помнить. Года два назад мы с вами сопровождали группу паломников по монастырям Александровского района. Я та девушка-волонтер, которая помогала вам рассказывать о православных святынях. Вы еще тогда меня поблагодарили и дали свою визитку. Сказали, что если мне понадобится помощь, то я смогу вам позвонить.

– Да, конечно, Лиза, я прекрасно вас помню. Что-то случилось?

– Батюшка, мне нужна ваша помощь. Вернее, нам с мамой очень нужна помощь. У нас беда, отец Александр. Умерла моя сестра. Она долго болела и очень страдала. Мы знали, что это произойдет, внутренне готовились. И вот это случилось.

– Помоги вам Бог, дорогая Лиза. Вам и вашей маме. Как звали вашу сестру? Я запишу ее имя к себе на сорокоуст и буду поминать.

– Спасибо вам, ее звали Вероника. У нас проблема. В храме прочитали медицинское заключение о причине ее смерти и в отпевании отказали.

– А какова причина?

– Сестра умерла от СПИДа. В конце уже прошлого века еще совсем молодой девчонкой она в компании таких же юнцов попробовала, что такое наркотики. Вы наверняка помните, что здесь в те годы творилось. Кто только не торговал героином. Через «грязный» шприц она и заразилась.

Мы с мамой пришли в церковь и попросили отпеть Веронику по христианскому обряду, но с нами даже не стали разговаривать. 

За свечным ящиком сказали, что настоятель принципиально не отпевает ни наркоманов, ни алкоголиков, считая их самоубийцами. Мама просила, плакала, но это не помогло. Мы в полной растерянности и не знаем, что делать. Батюшка, что вы нам посоветуете?

Лиза говорила мне «помните», а я про себя думал: «Еще бы не помнить?!» Да мы все, тогдашние священники, просто «контужены» этими воспоминаниями о тех страшных днях, месяцах и целых годах, с ходу даже не подберу подходящего определения всего того, что происходило в стране на наших глазах. Человек, живущий исключительно своими заботами, семейными или рабочими, не выходивший за границы какого-то собственного малого круга обитания, и тот знал о захлестнувшей нас беде. Не мог не знать.

Даже если эта беда не ломилась конкретно в двери его квартиры, он все равно, особенно по весне, когда испарившийся снег обнажал скопившийся за зиму под окошками мусор, среди окурков и прочей мелочевки видел кучки использованных одноразовых шприцев. Но как заканчивали несчастные наркоманы, этого обычно никто не видел.

А мы, священники, всё это видели и как могли утешали их еще более несчастных родителей. Потому храмы становились, пожалуй, единственным местом, где можно было найти хоть какое-то сочувствие. Молитва за души их детей, погибших от наркотиков, давала силу жить дальше. И упование, что они еще могут помочь тем, кого любили и всё еще продолжали любить, несмотря на изматывающую борьбу с их зависимостью от порошка, отчаяние и крушение надежд.

Десятки и десятки гробов с телами молодых людей, еще даже совсем мальчишек, проходили тогда через наши храмы. А мы молились и плакали вместе с плачущими, вселяя в их сердца желание продолжать жить дальше.

Конец девяностых и начало двухтысячных – время, когда героин убил очень и очень многих. А кого не убил тогда, медленно, но верно догонял спустя годы «разумного» потребления. Обычное время жизни героинового наркомана – лет пять или шесть, при условии, что не случится передозировки, а потом смерть. Те, кто продолжал колоться, соблюдая меры предосторожности, дотянули почти до наших дней, но редко кто из них преодолел сорокалетний рубеж. Они «тянут время», а их близкие, глядя на них, ждут.

Одна женщина рассказывала, как ее брат, такой вот многолетний наркоман, однажды не рассчитал свою норму и стал умирать. А она, словно чувствуя беду, в этот момент зашла к нему в квартиру, открыв дверь собственным ключом. Видя брата, лежащего на полу в прихожей, она немедленно вызвала скорую помощь. Девочка-фельдшер приехала, взяла руку, пощупала пульс и посмотрела на женщину, звонившую им на скорую: «Умер».

Та заплакала: «Он еще только что дышал. Сделайте ему укол». – «Зачем? Ты бы знала, сколько раз мы уже приезжаем по этому адресу. Сегодня оживим, а через месяц он всё равно умрет».

Женщина плачет и продолжает просить: «Ну пожалуйста. Это мой брат. В нашем детстве он был очень хорошим и всегда меня защищал».

Фельдшер без слов взяла шприц и ввела лежащему без чувств наркоману лекарство. Буквально несколько секунд спустя «мертвец» чихнул. Потом снова чихнул и, как был с закрытыми глазами, сел. Снова чихнул и, продолжая сидеть на полу в прихожей, принялся судорожно подпрыгивать на попе. Постепенно у него открылись глаза, и он наконец пришел в чувство. Женщина вспоминает, сколько было радости.

Цветы брату.jpg

Два месяца спустя брат умер от передозировки. Уже прошло несколько лет, как похоронили человека, а сестра вместе с мамой всё приходят и приходят на каждую родительскую субботу.

В те же описываемые мною дни могла умереть, и тоже от передозировки героином, одна хорошая девчонка. Хорошая, но наркоманка. Безбожно обманывая и меня, и всех своих близких, она тем не менее продолжала хвататься за Бога. Кололась, а потом бежала в церковь на причастие: «Батюшка, причастите меня!» – «Снова небось кололась?» – «Нет, что вы!»

Вслед за ней в храм приходила ее мама и говорила мне: «Она лжет!» Но я никогда ей не отказывал и продолжал причащать. Даже тогда, когда понимал ее неправду. Она причащалась и шла за очередной дозой. Она кололась, даже забеременев, нося младенца под сердцем. Она рожала, находясь под кумаром. И молилась, молилась, молилась.

После рождения младенчика молодая мама угомонилась на время. Любовь к ребенку вытеснила тягу к героину. Но ненадолго. Прошло месяцев восемь, и тело вновь потребовало порцию «дури». Она набрала номер одного своего старого знакомого и сказала: «Мне надо. Хочу уколоться». «Не проблема. Приходи», – ответил знакомый.

Она пришла к нему на квартиру, неся малыша в съемной корзине, отстегивающейся от коляски. «Друг» подготовил для нее обычную дозу из новой поставки, но он не знал, что эта партия будет такой высокой степени очистки.

Она, сев на стул, поставила напротив себя корзину с ребенком. Ребенок не спал, сидел и смотрел на свою маму. Мама взяла шприц, нашла вену и привычным движением ввела иглу. Очень медленно принялась вводить в кровь содержимое шприца и в этот момент увидела, что дитя в коляске начинает вставать на ножки. Ребенок был еще не в состоянии сохранить равновесие и начал падать. Корзина стала опрокидываться вместе с ребенком.

Что произошло дальше, она вспоминает, откровенно содрогаясь. Заметив дитя выпадающим из корзины, мать, не закончив своего дела, отбрасывает шприц в сторону и бросается ловить ребенка. Так малыш невольно спас жизнь своей мамочке. Если бы она успела ввести в себя всё содержимое шприца, то непременно бы погибла. А так, поймав на лету ребенка, она упала вместе с ним на пол и потеряла сознание. Опытный в этих делах «друг» немедленно вызвал скорую помощь, и бригада медиков вернула к жизни молодую женщину. Мне она потом рассказывала:

«Потеряв сознание, я увидела стоящее рядом со мной совершенно отвратительное человекоподобное существо. Оно стояло и наблюдало за мной двумя немигающими глазами. Глазами, больше похожими на горящие угли. Я догадалась: эти глаза ждали, когда я умру, и тогда им удастся утащить меня в ад».

Преследующее существо.jpg

После всего случившегося женщина больше не колется. Исправно продолжает ходить на службы, причащается сама и причащает своего ребенка. Последний раз она мне сказала: «С того дня, когда Бог спас меня через моего ребенка, прошло ровно четыре года. И все эти четыре года тот страшный никуда не уходит и продолжает ждать. Уже позабыв о своем прошлом, иногда в какой-то момент, внезапно обернувшись назад, я снова вижу рядом с собой его горящие глаза. Мне постоянно напоминают, что ад не сказки, это реальность. И оказаться в нем легче легкого. Вы не представляете, как это страшно».

Все эти годы я молюсь о ней, о ее малыше и понимаю: Бог спасает человека страхом. По-другому, видимо, не получается. Страх и материнская любовь – два чувства, позволяющие удержаться на самом краю.

– Да, Лиза, конечно, помню. Порой думаешь, забыть бы обо всем этом, но не получается.

– Батюшка, сестра просила перед кончиной отпеть ее, и обязательно в храме. А нам отказали даже в заочном отпевании. Не понимаем, за что, это же не самоубийца, а тяжело больной человек.

– Лиза, сочувствую вашей беде.

Наш покойный владыка митрополит учил: «Отцы, не беритесь кого-либо судить. Наша задача – сделать всё от нас зависящее, чтобы помочь душе человека. А суд оставляйте Богу».

С Лизой мы договорились о времени отпевания ее сестры, и я положил трубку. Положил и почувствовал, что «я хороший человек». Не помню, чтобы Лиза мне сказала хотя бы просто «спасибо». Ни одного слова благодарности, а чувство все равно появилось. Такое тонкое, едва заметное.

Представил себе Веронику, Лизину сестру. Я никогда ее не видел и ничего раньше о ней не слышал. Просто представил, какой она могла быть. В моем представлении сразу нарисовался образ человека падшего. Вспомнил одну такую же несчастную девчонку, тоже СПИД. Там было всё: и наркотики, и спиртное. А умирая, покаялась. Я принимал у нее последнюю исповедь и причащал. Потом я же и отпевал. Помню, как жалел ее маму.

Подумал: на самом деле мне всех жалко. Наверное, это потому, что я священник. А священник просто обязан жалеть всякую тварь. Без исключения – и птичку, и кошечку, и собачку, и даже вот этого муравья, что бежит перед тобой по тропинке. Бежит он себе по своим делам и пусть бежит. Нет у меня права наступить на него и раздавить. И эту падшую женщину, Лизину сестру, мне тоже жалко. Всех, без исключения всех должно вместить в себя сердце священника.

Вечером перед молитвой, взяв календарь, посмотрел имена святых, память которых праздновалась на следующий день. Каково же было мое удивление и одновременно радость, когда среди святых завтрашнего дня я прочел имя Филарета Милостивого – человека удивительной святости. Не было ни одного голодного, который, попав ему на глаза, не получил от святого куска хлеба, или больного, мимо которого он бы прошел и не перевязал ему ран. Некогда богач, превратившийся в последнего бедняка именно по причине своего милующего сердца.

Конечно, я всё понимал и отдавал себе отчет в том, что мысли, меня посетившие, о собственной «хорошести» и присущей мне «доброте», есть не что иное, как самое настоящее тщеславие. Мысленно в этом каялся и просил прощения. Но вот – ведь это уже факт – против святцев не попрешь. Филарет Милостивый, а разве не из милости именно в день его памяти я согласился отпевать падшую грешницу, наркоманку, скончавшуюся от СПИДа? И значить это может только одно – святой благословляет меня совершить дело милосердия.

С особым чувством умиления прочитал вечернее молитвенное правило, по такому случаю добавив к нему молитовку к святому Филарету Милостивому, и, довольный собой, отошел ко сну. Даже в тот момент я понимал, что это тщеславие, каялся, и всё же где-то там, глубоко внутри появилось согласие с этими помыслами.

Середина декабря, четырнадцатое число. Вспомнил, что это еще и день именин покойного митрополита Филарета. Время самых коротких тусклых дней и самых долгих темных ночей. Холодно. Зимой мы перебираемся и служим в отапливаемой части храма, а отпеваем в главном приделе. Храм – красавец, поражающий своим величием. Одна только высота внутри под куполом двадцать пять метров. Это выше девятиэтажного дома.

На следующий день в назначенное время сотрудники «Ритуала» внесли в храм тело усопшей Вероники. Гроб сопровождали всего лишь два человека – ее мама и сестра Лиза. Похоронщики ушли, и мы в храме остались втроем. Все вместе мы растворялись в пространстве его огромности.

Прежде чем отпевать, я подошел ближе к гробу, ожидая увидеть измученное лицо, исковерканное предсмертными судорогами. Но неожиданно для себя увидел совсем другое: лицо будто уставшего лететь, опустившегося на землю и нечаянно уснувшего ангела.

Прощание с Вероникой.jpg

Не скажу, что это лицо было от природы красивым. Оно было обычным. Обыкновенная молодая женщина, тридцати восьми лет от роду. Но что-то было в этом лице приковывающее к себе, не позволяющее отойти просто так и не спросить:

– Кто она? Пожалуйста, расскажите мне о ней.

– Это и есть Вероника, моя старшая сестра. Хорошо училась. Дружила с парнем, еще со школы испытывала к нему чувство. Потом что-то у них пошло не так. Сильно переживала. Хотела показать ему собственную значимость и независимость. Влилась в компанию молодых мажоров. Там первый раз укололась героином. Потом еще укололась. И вскоре подсела, как у нас говорят, «на иглу». Но хватило собственных сил уйти из компании и покончить с зависимостью. Тот молодой человек предложил возобновить отношения. Она обрадовалась, но на всякий случай решила подстраховаться и проверилась на ВИЧ. Анализ оказался положительным. Вся в слезах пролежала неделю на диване. «Я не имею права на личное счастье». Окончательно порвав отношения со своим парнем, собрала вещи и уехала в Питер. 

В северной столице она нашла таких же, как и она, людей, болеющих СПИДом. И вместе с ними начала заниматься волонтерской деятельностью. Снимала комнату в коммунальной квартире, работала и училась. Сначала она помогала людям, болеющим СПИДом. Потом ее деятельность распространилась на бомжей и на детей-беспризорников. Она практически не покупала для себя новых вещей. Деньги, что оставались у нее после всех необходимых платежей, уходили на продукты и бензин для машины, на которой их волонтерская команда развозила еду по ночлежкам.

Двенадцать лет прожила Вероника в Петербурге. И за эти годы, помогая людям, она пришла к вере в Бога. Исповедовалась, причащалась, научилась молиться. Холодный ветреный климат Балтийского моря сказался на ее здоровье, и девушка стала часто простужаться. Хотела уже возвращаться назад домой, но кто-то ей подсказал, что для ее болезни Сибирь самое подходящее место. И она перебралась в те края. Действительно, сил у нее прибавилось, и она вернулась к своим привычным занятиям. И снова бомжи, наркоманы и брошенные дети.

Бездомный Иисус. Скульптура канадского художника Тимоти Шмальцем.jpg Бездомный Иисус. Скульптура канадского художника Тимоти Шмальцем

Еще восемь лет после Петербурга она жила в Сибири, но потом болезнь заявила о себе настолько, что Вероника уже не могла заниматься волонтерской работой. И тогда она придумала для себя новый вид деятельности – телефон доверия. Теперь ей звонили чуть ли не со всех концов нашей страны. Кто-то спрашивал у нее совета, как ему жить. Кто-то собрался отправиться на аборт, но в критический момент решился позвонить и, получив поддержку, сохранил ребенка. Последние полгода своей жизни она провела в Дивееве, рядом с преподобным Серафимом. И только недавно вернулась домой. Силы ее покинули, но до последнего дня она продолжала отвечать на звонки по своему телефону доверия.

Совершая отпевание, мысленно обращался к усопшей: «Вероника, люди, живущие в твоем городе, сочли тебя великой грешницей, недостойной отпевания в храме. Я согласился, но только из жалости к Лизе и ее маме».

На отпевании.jpg

Вспоминаю, как собирался оказать милость падшей грешнице, и слышу в голове все громче звучащую, уже ставшую сакраментальной фразу: «Кто ты такой?» Поначалу пытаюсь оправдываться и хитрить: «Какой такой? Да такой же, как все». А сам чувствую, как начинают гореть щеки. Середина декабря, храм не отапливается, а они пылают.

Батюшка Александр, как же так получилось, как оно в тебе проросло? Ты постоянно следишь за своими мыслями и движением чувств, видишь собственные грехи, исправно исповедуешься. Ты реально на полном серьезе осознаешь себя грешником!

Ты же нормальный рабочий человек. В армии служил простым солдатом, на железной дороге в жару и холод, ночью и днем, в тяжелых кирзовых сапогах десять лет отхрустел по насыпному гравию. Было трудно, ты благодарил любого, кто проявлял к тебе милосердие. Тебя научили состраданию, может, потому Господь и сделал тебя священником.

Думал, этого хватит, чтобы быть настоящим. Не хватило. Как ты мог без тени сомнения приписать самому себе благословение святого Филарета Милостивого, Фарисей, Веронику в грешницы записал, а сам по делам своим и мизинца ее не стоишь.

Сегодня Господь показал тебе, кто ты есть на самом деле. Раз так, значит, Он на тебя еще рассчитывает.

После отпевания в молчании втроем мы простились с Вероникой и предали ее останки земле.

Похоронщики легко подняли на плечи гроб с невесомым телом усопшей и вынесли его из храма. Прикрывая глаза от мелкого колючего снега, с развевающейся на ветру епитрахилью, я шел перед гробом, проговаривая положенное в этом случае Трисвятое, перемежая его с другой стихийно сложившейся у меня в голове молитвой: «Святой праведный Филарет Милостивый, прости меня грешного. Мудрый владыка Филарет, спасибо тебе за преподанный урок. Ты помог мне разобраться в себе самом.

Вероника, чистый ангел Вероника, помолись обо мне грешном».

Цветы в снегу.jpg