Возможно ли возрождение России? Ко дню памяти Собора Радонежских святых

19 июля, на следующий день после памяти преподобного Сергия, Церковь чтит Собор Радонежских святых: прославленных и еще нет.

О том, как строилась жизнь подвижников Свято-Троицкой Сергиевой Лавры после Великой Отечественной войны – фрагмент книги «Сталинградское Евангелие архимандрита Кирилла (Павлов)» (СТСЛ, 2022).

Столетиями обитель преподобного Сергия была последним пристанищем и надеждой русского человека. Отсюда приходило спасение в самые трудные периоды нашей истории. К игумену Земли Русской спешили за помощью, когда ждать ее было неоткуда. Но после войны в помощи нуждалась сама Лавра...

Бывших фронтовиков, ставших семинаристами, встретили руины, требующие колоссальных трудов и невероятного напряжения. Многие монастырские постройки Троице-Сергиевой Лавры находились в аварийном состоянии. В частное жилье превратились крепостные стены монастыря. В академическом корпусе располагался педагогический институт, в академическом храме – клуб.

Несмотря на некоторые послабления в отношении Церкви, гонения на верующих не прекращались. В 1948 году арестовали инспектора Академии и семинарии архимандрита Вениамина (Милова), монаха-аскета, выпускника дореволюционной еще академии. Жертвой репрессий стал студент Дмитрий Дудко, обвиненный в том, что на оккупированной во время войны территории напечатал религиозные стихи в газете, выходившей на русском языке. Был арестован семинарист Петр Бахтин, офицер, во время Великой Отечественной войны награжденный орденом Красного Знамени. Член партии, он оставил ее после войны для того, чтобы поступить в семинарию. Его осудили за критические высказывания о Советском государстве, приговорили к смертной казни, заменив расстрел 25 годами тюремного заключения[1].

Но студенты духовных школ участвовали в монастырских богослужениях как певцы, пономари, чтецы, окормлялись у лаврских духовников. С молитвой и просьбами шли к преподобному Сергию – это воодушевляло и окрыляло. Именно так – «У Троицы окрыленные» – называются воспоминания однокурсника батюшки, будущего лаврского старца архимандрита Тихона (Агрикова).

На фронте Василий Агриков (так звали отца Тихона до пострига) в минуту смертельной опасности дал обет: если выживет, будет служить Богу.

В Лавру возвращались монахи из ссылок и лагерей. Они приходили истощенные, часто искалеченные, но не сломленные и не предавшие. Их стойкость в заключении поражала даже видавших виды уголовников.

Отцы Тихон (Агриков) и Кирилл (Павлов) Наставниками Ивана, а затем Кирилла Павлова становятся лаврские духовники – архимандрит Петр (Семеновых, 1878-1971), подвизавшийся на Афоне и сподобившийся явления Матери Божией; архимандрит Феодорит (Воробьев, 1899-1973), которому в заключении за проповедь Христа отрубили часть языка, после чего он заново выучился говорить.

Дух мирен несли в монастырь исповедники веры: «светлый старец» архимандрит Доримидонт (1871-1950); «кроткий батюшка» архимандрит Маврикий (Томин, 1891-1953); вернувшийся из ссылки с Гефсиманской иконой Богоматери схиархимандрит Иосия (Евсеенок, 1896-1970); «пушистый» старец, воспитанник Курской Коренной пустыни архимандрит Серафим (Шинкарев, 189?-1979). С 1950 года в Ильинском храме Сергиева Посада служит «венчальный батюшка» и при том самый настоящий старец протоиерей Тихон Пелих (1895-1983), хранитель антиминсов Троице-Сергиевой Лавры в годы ее закрытия. После возрождения обители отец Тихон назначается духовником Московской духовной семинарии и академии, у него исповедуется и Иван Павлов.

«Имея давнее влечение к иноческому образу жизни»

Духовники Лавры – архимандрит Феодорит (Воробьев), схиархимандрит Серафим (отец Петр (Семеновых)), архимандрит Кирилл (Павлов) В 1950 году Иван Павлов, будущий старец Кирилл заканчивает духовную семинарию, ее выпуск состоялся 20 июня.

В те же дни в Успенском соборе монастыря прошла первая после реставрации храма божественная литургия. Семинаристы оказались свидетелями и участниками восстановительных работ: при них водружали на Успенский храм сорванный бурей крест, отмывали позолоченные звезды и красили купола, белили известью фасад, восстанавливали и золотили резную сень перед алтарем.

С этого времени начинается массовое паломничество в обитель; из Москвы в Загорск (нынешний Сергиев Посад) вдоль древней Ярославской дороги идут полные электрички. От вокзала к Лавре совершаются крестные ходы с иконами Преподобного и пением акафистов.

В конце пути открывается вид, от которого замирает сердце. Величественная архитектура без слов проповедует идеи Святой Руси. Об эти стены разбивается любая изощрённая атеистическая пропаганда. Разве можно было назвать отсталыми великих зодчих, создавших эти шедевры? Или иконописцев, обретавших в молитве неисчерпаемые источники вдохновения?

Постепенно созревает решение о монашестве Ивана Павлова. Выпускник Московской духовной академии склоняется поступить в Глинскую пустынь (на границе России и Украины в Сумской области), которая вновь открылась осенью 1942 года. Дореволюционный монастырь в честь Рождества Пресвятой Богородицы «процветал благодатью» и славился своими старцами. Но обитель, возрожденная на оккупированной немцами территории, буквально висит на волоске, и ее закрывают в 1961 году.

Возникшую духовную связь с глинскими старцами Иван Павлов, однако, сохранит на всю жизнь. Многие из насельников обители впоследствии переберутся в Грузию, а свою российскую паству на исповедь станут направлять уже к лаврскому духовнику отцу Кириллу. Некоторые из подвижников укроются в ущельях Кавказских гор с их суровой аскетичной обстановкой, «звенящей» молитвой и постоянной угрозой облав. Вместе с митрополитом Зиновием (в схиме – Серафим (Мажуга)) и архимандритом Иоанном (Масловым) отец Кирилл будет навещать кавказских пустынников в Абхазии. «Каждый монах жил отдельно, но в определенное время ночью они собирались на полунощницу, и мы с ними служили и пели»[2], – вспоминал сопутствовавший им митрополит Чебоксарский и Чувашский Варнава (Кедров).

15 июня 1954 г. выпускник Московской духовной академии Иван Павлов пишет прошение наместнику Лавры архимандриту Пимену (Извекову): «Имея давнее влечение к иноческому образу жизни, я имею сердечное желание в настоящее время после окончания Духовной академии поступить в обитель преподобного Сергия и нести все послушания, какие будут на меня возлагаться. Поэтому прошу Вас, отец Наместник, принять меня в число послушников братии Троице-Сергиевой Лавры».

Архимандрит, будущий Патриарх Пимен прошение подпишет, а спустя годы сам обратится к батюшке с просьбой стать его духовником.

Патриарх Пимен Сохранив в боях Великой Отечественной, Господь призвал Ивана Павлова на новое поле брани: 25 августа 1954 года он принял монашеский постриг с именем Кирилл в честь преподобного Кирилла Белозерского (чья память – как особый знак – приходится на 22 июня, день начала Великой Отечественной войны), а 30 ноября того же года был рукоположен в сан иеромонаха.

Так началось его полувековое пастырское служение.

Послушник преподобного Сергия

Преподобный Сергий, казалось, предызбрал Ивана Павлова еще до рождения. Он появился на свет 8 октября, в день памяти этого угодника Божия, в селе Маковские выселки и был крещен в церкви села Маково. А после войны на всю жизнь стал монахом Троицкого монастыря, начало которому положили подвиги преподобного на холме Маковец.

Жизнь монаха есть тайна, которая начинается, когда он заходит в келью и сталкивается с невидимой духовной бранью – «не против крови и плоти, но против начальств, против властей, против мироправителей тьмы века сего, против духов злобы поднебесной» (Еф. 6:12). С постригом монах умирает для мира: его главная цель – Богослужение и Боогообщение.

В послевоенные годы люди искали духовного руководства и утешения – им требовались пастыри.

И отцам в Лавре приходилось совмещать и пастырские, и монашеские подвиги – быть всё время с людьми и на людях, и вместе с тем предстоять Богу в тайне сердца, сокрушенного и смиренного.

В 1954-1955 гг. батюшка несет послушание пономаря у мощей Преподобного, а впоследствии трудится лаврским кассиром, помощником казначея, казначеем, – и на этой должности многим помогает, в том числе материально. Те, кто получали от него конвертики, часто удивлялись: там была именно та сумма, которая была необходима.

Старческие дарования отца Кирилла проявились очень рано. Первые духовные чада батюшки еще в 50-60-х годах вспоминали, как он сам называл их неисповеданные грехи, помогал бороться с внутренними страстями. Его молитва была скрепляющей печатью – по его слову исцелялись больные, созидались семьи и дома…

Владыка Афанасий (Сахаров) Монашеская жизнь батюшки складывалась так, что какого-то одного духовного наставника у него не было. Митрополит Киевский и всея Украины Онуфрий (Березовский) вспоминает: «Он исповедовался у игумена Адриана (Кирсанова), а когда последнего перевели в Псково-Печерский монастырь, то у архимандрита Пимена (Никитенко); насколько я знаю, у отца Кирилла не было особого духовника. Батюшка был близок с владыкой Афанасием (Сахаровым), с митрополитом Зиновием (Мажугой) из Тбилиси, с архимандритом Виталием из Тбилиси, с архимандритом Григорием из Белгорода, – но кто у кого окормлялся, мы не разбирались, они были духовными друзьями. Отец Кирилл поддерживал связи и с глинскими старцами – отцом Андроником (Лукашем), отцом Серафимом (Романцовым), с ними он встречался, когда ездил отдыхать в Сухуми»[3].

Со святителем Афанасием (Сахаровым, 1887-1962), епископом Ковровским, отца Кирилла связывало особое духовное родство. Они познакомились в 1956 году, вскоре после того, как владыка вернулся из последней ссылки.

Про свои тюремные сроки – более 30 лет – владыка Афанасий говорил просто: «Я немножечко пострадал за Христа».

Тихий и радостный свет, который он буквально излучал, не оставлял сомнений в том, что на исповеднике Христовом исполнились слова Евангелия: «претерпевший же до конца – спасется» (Мф. 24:13).

Отец Кирилл оставил воспоминания о своем общении с владыкой: «С епископом Афанасием мне приходилось встречаться в Троице-Сергиевой Лавре, а также в Петушках. Я даже жил у него в Петушках дней десять – владыка Афанасий принял меня под свой покров для отдыха, в связи со слабым состоянием моего здоровья. Что вынес я из общения с ним? Это был человек святой жизни, чистой, кристально чистой души. Прежде всего, владыка Афанасий был молитвенник. Он каждый день келейно совершал суточный круг богослужения, по великим праздникам служил литургию. Несмотря на то, что он тридцать лет был в заключении и изгнании, он совершенно никого не осуждал и не судил, ни власть в целом, ни отдельных ее представителей; ни о ком плохого не произносил, не обижался, не роптал; всегда был в благодушном настроении. О перенесенных страданиях владыка Афанасий почти и не говорил даже. Вот это характерная черта праведного человека. Всех приходящих владыка Афанасий принимал очень приветливо, выслушивал внимательно и всегда угощал. Он был очень гостеприимным. Обладал тонким юмором, любил пошутить. Рассказы его были очень интересными и поучительными»[4].

Хрущевские гонения и «последний поп» по телевизору

А в конце 50-х годов новая, хрущевская волна гонений обрушится на Церковь. В 1961 году закроют Киево-Печерскую Лавру, следом Глинскую пустынь и еще десятки монастырей. Очередь будет за Троице-Сергиевой Лаврой, где возникнут проблемы с пропиской монахов.

В разгар гонений отец Кирилл (Павлов) и отец Тихон (Агриков) становятся широко известными духовниками, и против них организуются провокации. Один из «пороков», который вменяется отцу Кириллу – раздача милостыни, с помощью которой он якобы «завлекает» народ в церковь. Власти пытаются отгородить батюшку от богомольцев: устраивают ему шестимесячные затворы в гостинице, пытаются «сослать» на Афон – лишь бы подальше от народа.

Отец Тихон Агриков после серии организованных провокаций вынужден покинуть обитель. Он скрывается в горах Абхазии, много лет проводит в затворе.

За отца Кирилла молится вся Лавра, а сам батюшка у мощей преподобного Сергия произносит такие слова: «Прежде чем достигнуть святости, преподобный Сергий претерпел на земле много скорбей и искушений. Подражая нашему наставнику, мы должны усвоить себе его черту – непоколебимость пребывания в вере во время искушений».

Господь не посрамит: Хрущев, обещавший показать последнего попа по телевизору, будет отстранен от власти в престольный праздник академического храма – Покрова Пресвятой Богородицы – 14 октября 1964 года. В этот памятный день Московская духовная академия отметит 150-летний юбилей своего пребывания в стенах Троице-Сергиевой Лавры.

Восстановление Свято-Троицкой Сергиевой Лавры в 60-е годы XX века 

«Святость – это постоянная память о Боге»

В конце 1960-х гг., когда лаврский духовник архимандрит Петр (Семеновых) начинает все чаще болеть, братия окормляется у отца Кирилла. С 1970 г. на него уже официально возлагают послушание духовника обители.

Более чем полвека отец Кирилл несет свое пастырское служение всероссийского старца, хотя таковым себя и не считает. Но так называемая посылочная (две маленькие комнатки под трапезным храмом Троице-Сергиевой Лавры, где разбирались поступавшие в монастырь посылки), а после «крестилка» (у храма святителя Филиппа, митрополита Московского, в Патриаршей резиденции в Переделкино), где принимал батюшка, неизменно переполнены народом.

 «В Лавре исповедовали и утром, и вечером, и в ночное время. В 1970-е гг. монастырей было очень мало: Псково-Печерский, Почаевский на Западной Украине и Лавра, пожалуй, и всё, – вспоминает владыка Алексий (Поликарпов). – А народу тьма. На большие праздники после долгих Всенощных исповедь, бывало, продолжалась и до пяти часов утра. После этого оставались на раннюю Литургию»[5].

Келейницы вспоминают: батюшку позовут на исповедь в академию – он бежит в Покровский академический храм. Скажут, что в посылочной кто-то дожидается, он – туда. Затем – в келью, где братия собралась на исповедь. Если Патриаршая служба, отца Кирилла зовут встречать Патриарха.

Перед смертью Святейшего Патриарха Алексия (Симанского, 1945-1970) отца Кирилла пригласили исповедовать его в Переделкино. Следующий Патриарх Пимен (Извеков, 1971-1990), который был фронтовиком и знал отца Кирилла по Лавре, – приглашал его и в Переделкино, и в резиденцию в Чистый переулок. Затем – Патриарх Алексий II (Ридигер, 1990-2008) также избрал батюшку своим духовником.

Сам батюшка, по воспоминаниям келейниц, говорил о том, что хотел бы умереть, исповедую людей.

Епископ Алексий (Поликарпов)

«Батюшка всегда тщательно относился к богослужению, – вспоминает владыка Алексий (Поликарпов), – и от нас, поскольку мы были священнослужителями, требовал, чтобы мы обязательно ходили на службы, а в случае нежелания принуждали себя, не поддавались самопослаблению, а на службе чтобы мы были внимательными, отсекали лишние мысли»[6].

«Cвятость, – отмечал он, – это постоянная память о Боге, а грех – это постоянная память о себе»[7].

Архимандрит Кирилл был восприемником при постриге для сотен монахов. Некоторые из них впоследствии стали настоятелями монастырей, епископами и митрополитами, возглавили епархии Русской Православной Церкви. Как когда-то преподобный Сергий увидел множество прекрасных птиц, символизирующих его учеников, так же и отец Кирилл в XX веке стал наставником для многих монахов, которым Промыслом Божиим были впоследствии доверены важнейшие церковные послушания.

«Бодрись, бодрись, восстань!»

К нему можно было прийти с любой болью, поплакать. «А кто не падал? – воодушевит приунывших. – Бодрись, бодрись, восстань!»

– Батюшка, а что делать, если накрывает депрессия?

– Депрессия – это уныние, то есть состояние ума, порабощенного демоном. Для того чтобы избавиться от уныния – существует покаяние.

– А в чем каяться? В том, что мы находимся в унынии?

– Каяться нужно в том, что мы вместо Бога выбрали земные цели, которые душе не приносят никакой благодати, а только скорби[8].

«У него не было плохих людей, у него не было погибших. У него все должны были спасаться. И с какими бы тяжелыми, изъязвленными ранами ни приходил к нему человек, а тем более монах, он снова и снова – с этой простотой, растворенной любовью, – вселял надежду на то, что не всё потеряно. Вставай, потри коленку ушибленную, потри лоб разбитый и иди дальше с Богом и к Богу»[9].

Однажды уже нынешний митрополит, когда его, еще молодого иеромонаха, впервые поставили исповедовать, подошел к отцу Кириллу с вопросом:

– Батюшка, переживаю, как я буду исповедовать?

– А что такое? – поинтересовался старец.

– Да я даже не знаю, за какой грех кому какую епитимью давать…

А батюшка удивленно посмотрел на него, улыбнулся, как только он мог мягко и светло улыбнуться, обнял и говорит:

– Какая епитимья?! Любовью покрывайте всё. Люди у нас и так настрадались. Они такие несчастные, души у них исковерканные. Какая им епитимья?!

Второе Крещение Руси

К началу 80-х годов росло уже третье поколение атеистического государства. Казалось, Русская Православная Церковь – натура уходящая, бороться с ней нет никакой необходимости.

Все изменилось в 1988 году, когда страна – на волне перестройки – вспоминала тысячелетие Крещения Руси. Размах празднеств поражал: 1100 журналистов со всего мира следили за праздничными богослужениями и тем, как на Поместный собор Русской Православной Церкви в Троице-Сергиеву Лавру съезжаются 211 делегаций из 89 стран. Впервые за много лет в лике святых были прославлены девять угодников Божиих. Среди них – выдающиеся иконописцы и духовные писатели – преподобный Андрей Рублев, святители Игнатий (Брянчанинов) и Феофан Затворник, преподобный Амвросий Оптинский.

 

Завет последнего «Жить – не тужить, никого не осуждать, никому не досаждать и всем мое почтение» любил напоминать своим духовным чадам отец Кирилл.

Происходящие события вызовут небывалый интерес к русской истории и Православию. Возрождение Церкви на рубеже веков историки назовут вторым Крещением Руси.

– Батюшка, верно ли, что возрождение России происходит? – спрашивали в то время у отца Кирилла. Однако старец, перед мысленным взором которого разворачивается столько падений и трагедий, отвечает:

– Если судить по исповедям, возрождения еще нет. Страшные грехи совершают люди.

Неолиберализм, расцветающий после разрушения СССР в 1991 году, оборачивается «расчеловечиванием» и «освобождением» от всяких нравственных идеалов. Новые хозяева жизни рассуждают об относительности моральных норм: для «потребительского» счастья достаточно следовать советам западных экономистов и встраиваться в мировой глобальный рынок.

В Пасхальных поздравлениях батюшки, которые его келейница Любовь Владимировна рассылает по огромному списку духовным чадам, отец Кирилл говорит, что Россия погибает, и мы должны плакать об этом. В 1998-м батюшка пишет: «…На наших глазах по попущению Божию размывается и уничтожается наша страна, и вместе с нею и наш народ предается унижению и позору и постепенному отживанию и вымиранию»[10].

Дьявол борется с Богом

Об опасности глобализации и цифровых технологий отец Кирилл начал говорить, когда мало кто догадывался об этой новой угрозе тотального ограничения человеческой свободы.

«Время сейчас сложное и опасное, – заявляет старец в одной из своих бесед, записанной радиостанцией «Радонеж», – Надо бодрствовать и трезвиться. Враг тонко, хитро наступает, приближается... Чувствуется приближение и дыхание антихриста, это скрывать нечего, да. Здесь не надо в панику вдаваться ни в коем случае. Сейчас именно идут сигналы, которые нас настраивают на то, что­бы быть ближе к Богу. Ближе к Богу – и ближе друг к другу. Стараться нерадение свое уже оставить, посерьезнее отнестись и к вопросу своего спасения, и своего исправления <…> Я думаю так, что это сейчас первый этап – номера, потом электронная карточка будет. Сейчас как-то попроще, потом труднее будет выкарабкаться. А потом, после этих карточек, уже метка будет. Когда придется отказываться от метки, там явная уже смерть будет, да. Или Христу изменить, поклониться антихристу, или наоборот – смерть принять за Христа. Я так понимаю. <…> Имена человеку нарек Сам Бог. Это богоборческое дело: имена исключить, под номером будут… Сейчас так тонко обрабатывают сознание. Действительно – так постепенно, постепенно сознание переродят... Дьявол борется с Богом. <…> Этот век называют новым веком, новой эпохой. Это будет век тоталитаризма. Но не бойся, малое стадо: с нами Бог» [11].

Отец Кирилл предостерегает от каких-либо заигрываний экуменического толка, протоиерей Артемий Владимиров вспоминает его слова: «Это игра с огнем, никогда к этому не прикасайся!»[12].

В то же время старец просит хранить любовь и дружелюбие – враг, по его словам, боится мира, а расколы – это вражеское дело.

«Батюшка не одобрял совместные молитвы с иноверцами, нарушение постов и правил церковной жизни, что иногда происходило вследствие экуменического общения, – вспоминает Блаженнейший митрополит Онуфрий, однако замечает: – Но если такое случалось и мы – по молодости, по ревности – требовали наказания виновных, то батюшка усмирял нас, призывал молиться за оступившихся и не нарушать церковный мир»[13].

В начале XXI века к старцу снова и снова обращаются с вопросом: «Что ждет Россию в будущем? Возможно ли возрождение страны?»

Пасхальные благословения архимандрита Кирилла (Павлова) 

На сохранившейся видеозаписи батюшка долго молчит, прежде чем ответить. Наконец, говорит: «Нужно поднять нравственность, только тогда возможно возрождение нашей страны. <…> Все наши планы и предположения, будь то жизнь отдельного человека или целого народа – могут рухнуть в одночасье, если только мы не сверяем свой путь с тем, который указал Господь в Евангелии».