Зеркала врать не умеют. Новая повесть Натальи Сухининой о юной героине

Сегодня, 2 апреля, у писательницы Натальи Евгеньевны Сухининой день рождения. Накануне мы публиковали ее слово на организованных нами совместно с партнерами мероприятиях памяти преподобного Паисия Святогорца, чьи шесть «белых» томов слов Наталья Евгеньевна редактировала для русского читателя. А сегодня представляем вашему вниманию  фрагмент из ее новой повести «Где эта улица? Где этот дом».

Все мы, или почти все, читали в своё время «Детство. Отрочество. Юность» Льва Толстого. Помню, меня поразило: какая не похожая на мою жизнь, барчуковая, сытая, даже слегка приторная, сейчас бы сказали – в шоколаде, но в пору моей юности такого сравнения не знали. Читала и удивлялась. Читала и даже разражалась слегка. Как сыр в масле! А тут новую ленточку в косу у мамы не допросишься. Но при всём при этом особой зависти не было. Не по мне барчуковая жизнь. Я завидовала вольному ветру, а не «кофею со свежими сливками» из чашечки богемского фарфора; у меня учащался пульс от картинок в журнале с немыслимой красоты диковинными закатами где-то там, в неведомых краях, где они (о, блаженство!) есть, а меня (о, трагедия!) нет.

Тогда не признавалась, было стыдно, а сейчас признаюсь, потому как уже всё равно. Я «Детство и Отрочество» у Толстого пропустила, вернее, проскочила по диагонали. Все мои нетерпеливые устремления туда, в юность, где всё только начинается, и ты уже стоишь на гигантском трамплине, в меру накачанный, не в меру уверенный в себе, нетерпеливо поигрывая свеженакачанными бицепсами. Сейчас как сигану! Сейчас всё оно и начнётся!

Вы не поверите, но Тоня тоже начала читать Толстовскую трилогию с «Юности». Как я. Поэтому придётся произнести сейчас слова, банальные до тошноты. Все мы в юности одинаковы. Все мы в юности нетерпеливы. А ещё глупы и самонадеянны. Но эта банальность от поживших.

А юность не банальна, и это её святое право. А ещё юность, она очень доверчива, и заканчивается, пожалуй, тогда, когда становится подозрительной и циничной.

У меня сие свершилось давно. Моя юность – тридевятое царство, а Тонина в самом что ни на есть соку. До подозрительности и цинизма она истопчет не одну пару «лаковых туфелек с перепонками», прольёт море дешёвых в своём изобилии слёз, «изнывая от детских своих катастроф», отненавидит, отвосхищается, отпразднует все свои праздники, изнеможет от всех положенных, обязательно серых будней.

Наверное, спросит меня дотошный читатель: тогда зачем обо всём этом подробно рассказывать? Может, и нам сигануть по примеру писателя (вашего покорного слуги) сразу, через детство и отрочество, в манящую юность героини, где будет где развернуться неуёмному жизнелюбию и хитросплетению немыслимых ситуаций?

Да, да, ещё раз да! Я не только согласна с вами, я ещё так и сделала. Тониного детства коснулась чуть-чуть, описание отрочества тоже, надеюсь, не успело вам наскучить. Совсем без этого никак было не обойтись. Ведь без детских и отроческих «дрожжей» хорошего пирога не испечёшь.

Что мы знаем на сию минуту о Тоне Поляковой? Простая, не обременённая голубыми кровями, девочка. Девочка, которой всё не так. Которой свет в чужом окошке светит ярче и приветливее. Девочка в одежде, сотканной из недовольств, и жаждущая обрядиться в другие. Пожалуй, всё. Но годам совсем не интересно лететь просто так. Годам интересно, не сбавляя скорости, лепить «из того, что было» и что есть сооружение, которое давно, а потому не нами, названо характером. Стройматериал в глазах рябит от разнообразия. Привычки, встречи, случайные и не случайные, обломы, пустяковые и в своём трагизме судьбоносные, книги, даже те, которые читаешь, прыгая через «детство и отрочество», и в которые ныряешь, едва дождавшись, когда все уснут. Самые желанные книги.

И вот он – Продукт. Прорвавшийся через обязательные рогатки, пусть и без особых травм, а ссадины, кто их считает…

Итак, дамы и господа, – Продукт проснулся.